– Товарищ капитан, расскажите, как вчера… с этим психом с гербом? – спросил Кравцов уже на улице. – Говорят, абсурд какой-то вышел?

Абсурд – подходящее определение. В капстранах существует «театр абсурда», подошел бы для вчерашней истории. Лауреат аж Государственной премии скульптор Гурьев получил гонорар за советского интеллигента в очках и с циркулем, которого забабахал во дворе какого-то НИИ. К скульптору потянулись друзья-товарищи, ему волей-неволей пришлось уйти в многодневный запой. В один из этих веселых дней Гурьев и познакомился, выглянув за пивом на Масловку, с Федором Клюном. Гурьев славился широтой натуры, частенько зазывал на свои пиршества незнакомых людей.

Клюн у него в гостях сидел в углу, хихикал, нюхал коньяк. Пить ему было нельзя, он это знал и сказал, и Гурьев благоразумно не навязывал, но научил нюхать, что отчаянно смешило честную компанию. А вчера занесло к Гурьеву двух юных студентов из Строгановского училища, и Гурьев решил проверить, умеют ли они рисовать. Сначала думали разместить на подиуме голую фемину, но присутствовавшие дамы не выказали настроя, а тут Федор Клюн зашел и рассказал то, что третьего дня рассказать постеснялся, а именно про орден Трудового Красного знамени, который он якобы нашел на стройке (на самом деле утащил от автобазы, когда орден сняли по ходу ремонта ворот). Гурьев послал Клюна за орденом, тот быстро сбегал, угнездился позировать. А вскоре и милиция подоспела.

Ближайшее знакомство с Федором выявило у него проблемы с самой элементарной координацией, версия о его причастности к хладнокровным убийствам уже по этой причине смотрелась бы вяло. Быстро выяснилось также, что у Клюна полно алиби. Родственники уверяли, что после десяти ему из дома выходить запрещено, и он никогда запрета не нарушает, и не нарушал, в частности, двадцатого и двадцать пятого мая. А с трех до четырех часов дня двадцать второго мая он и вовсе сидел в очереди на приеме к ухогорлоносу в новой поликлинике на Планетной улице, чему свидетель не только кузина, которая его туда сопровождала, но и среди персонала поликлиники наверняка найдутся. Клюн – фигура заметная, тем более он в какой-то момент стал громко комментировать, какие большие в поликлинике тараканы, и его даже пытались два врача урезонить.

Через арку с чугунными лошадьми свернули к ипподрому и сразу налево, на Скаковую. Служебную «Волгу» Покровский и Кравцов заметили издалека. Жунев их немного опередил, стоял уже рядом с аварийным домом, глядел на балкон.

– Отлично просматривается, – сказал Покровский, – с любой стороны.

– Три четверти опрошенных видели человека на балконе, – напомнил Кравцов результаты следственного эксперимента.

– То есть меня, – уточнил Покровский. – А я ловко отскакивал.

– Не сомневаюсь, – буркнул Жунев.

Он и сразу поддерживал версию несчастного случая, результаты принял как должное. Но исключение эпизода из дела о серии убийств – процедура серьезная, Жунев должен был соблюсти формальность, еще раз лично осмотреть место действия и лишь потом утвердить итоги следственного эксперимента. Осмотрел и отсюда, и оттуда, прошелся несколько раз: спорить не с чем.