– Допустим. Но вы же не будете отрицать, что убийцей был именно Жако?

– С этим все ясно: телесные повреждения вполне характерны для увечий, наносимых питоном. Правда, остался один невыясненный момент: кто открыл террариум?

– Знамо дело: он и отворил, – встрял в разговор Ерофей. – Как пить дать – он! Хозяин завсегда, как только за галстук закладывал, так сразу питона выпускал. А один раз Жакоша керосиновую лампу задел и хвост осмолил. После этого он два дня из воды не вылазил. Мы так переживали! Да-с, – задумчиво протянул он и улыбнулся, – Иван Христофорович очень любил со своим подопечным играть.

– Вот и доигрался. – Полицейский нравоучительно повел бровями и направился в переднюю.

Уже выйдя из особняка, Ефим Андреевич вновь обратился к Ардашеву:

– И все-таки, Клим Пантелеевич, я вижу, что вы чем-то недовольны, будто что-то вас гложет, хотя, похоже, вы нашли ответы на все вопросы.

– На все, кроме одного: кто и зачем подбрасывал Констанди убитых крыс?

– Вы меня удивляете, – застегивая пальто, зябко поежился полицейский. – И охота вам заниматься этими мелочами, если причина смерти и без того ясна?

– Да, вы правы. Это мелочь, но иногда за ней скрывается главное.

– Ну хорошо, допустим. И что же вы собираетесь предпринять?

– Для начала пройдусь по четырем ближайшим аптекам и попытаюсь выяснить, кто покупал веронал. А вечером наведаюсь в цирк. Надеюсь, что из-за смерти Констанди сегодняшнее представление не отменят.

– Бросьте вы! – не выдержал Поляничко и поднял воротник. – Вашу мысль я понял, но она ошибочна: снотворное продается без сигнатуры. Любой желающий может его купить. А касательно «счастливой руки» я уже свое мнение высказал. Показания лакея вы слышали. Так что никакого преступления здесь нет. А посему не извольте на меня гневаться, заниматься проверкой ваших гипотез мне недосуг. На мне еще три нераскрытых кражи висит. Желаю здравствовать! – нервно закончил сыщик и зашагал через дорогу.

«И чего это он обиделся? – мысленно вопросил себя присяжный поверенный. – Так расстроился, будто это ему предстоит по аптекам ходить, а не мне… Видно, устал Ефим Андреевич, заработался. А вообще-то сыщик он неплохой. Я бы сказал, самый сметливый из всех, включая судебных следователей».

Клим Пантелеевич достал коробочку монпансье, выудил красную конфетку и положил ее под язык. Широко выбрасывая вперед трость, он зашагал вниз по Николаевскому проспекту, к «Красной аптеке».

Цирк Ардашев не любил. Ему всегда было жалко животных, которых мучили дрессировщики. Однажды, еще в пору его зарубежных командировок, он оказался на репетиции в цирке Труцци и наблюдал, какими пытками достигалась способность лошади маршировать под музыку. Ее беспрестанно ударяли сзади шамберьером[28] и, держа под уздцы, секли хлыстом по левой стороне груди. Этим занимались дрессировщик и два берейтора[29]. Взмыленное животное, замученное побоями, поднимало левую ногу, чтобы хоть немного прикрыть место, в которое сыпались удары. После этого бич опускался, но лишь на короткое время. Через минуту истязание продолжалось. Это делалось до тех пор, пока несчастная лошадь не начинала понимать, что ее перестанут сечь, если она поднимет ногу. Такую же процедуру проделывали и с правой стороны. И так каждый день. Позже вместо хлыста использовали цоканье языком, но бич дрессировщик из руки не выпускал. Поэтому трясущаяся от страха лошадка, только завидя хлыст, начинала маршировать. Такая же участь зачастую ожидала и других животных. Их беспрестанно били, заставляя выполнять разнообразные трюки. А еще Ардашева раздражали крикливые, говорящие деревянными голосами рыжие клоуны с искусственными, летящими двумя струйками, слезами. Они сыпали затертыми и часто скабрезными шуточками, над которыми тем не менее до слез смеялся простой народ.