– Стало быть, 12-го вы должны вернуть книгу, – поглаживая усы, напомнил Коркин.
– Надеюсь, она окажется здесь раньше. Честь имею.
– Позвольте откланяться, – попрощался молчавший все это время доктор Нижегородцев.
– Всего доброго, господа, – библиотекарь склонил голову в вежливом поклоне.
На улице хулиганил ветер. Он, будто играясь, срывал с деревьев успевшую кое-где пожелтеть листву и бросал на землю каштаны. В этих краях весной и осенью такая погода не редкость. Виной всему месторасположение города. Построенный на возвышенности, он часто страдает от ураганов, которые иногда бушуют неделями. Северо-восточный ветер несется с берегов Каспийского моря, гонит холод и затягивает небо тучами. Юго-западный – подступает с Черного моря. С ним в Ставрополь приходит тепло, потом наступает жара, а в августе жителей донимают суховеи. Но теперь о них остались лишь воспоминания. Впереди были косые ливни и ночные заморозки. Пахло сырой осенней свежестью.
Едва адвокат и доктор вышли на улицу, как последний, смерив Ардашева недоверчивым взглядом, спросил:
– А позвольте полюбопытствовать, каким образом с помощью этой книженции вы собираетесь помочь следствию, если злодей уже и так под арестом?
– Во-первых, арестован – не значит виновен; во-вторых, на данный момент у нас два подозреваемых, имевших мотивы для убийства директора гимназии. Это инженер Вахтель и письмоводитель Каюмов. Раскрывать сейчас сию version я не буду, поскольку не уверен, что она верная. Что же касается личности покойного, то я не удивлюсь, если окажется, что и библиотекарь Коркин его недолюбливал.
– Не просто недолюбливал, а ненавидел.
– Что-о?
– Представьте себе, месяц назад Ксаверий Нифонтонович подал прошение о зачислении его учителем рисования, но покойный ему отказал.
Ардашев остановился и оторопело посмотрел на врача. Потом вздохнул и вымолвил:
– Мой дорогой друг, вы не перестаете меня удивлять. Неужто нельзя было сказать мне об этом раньше?
– Но вы же об этом и не спрашивали! – с обидой в голосе оправдался доктор.
– Да-да, простите. Я сам виноват. – Ардашев вынул из кармана жестяную коробочку с монпансье, но, передумав, убрал ее назад. – Стало быть, теперь у нас три подозреваемых…
– Это как минимум. Я не удивлюсь, если у почившего в бозе директора отыщутся новые недоброжелатели. Однако прошу учесть, что я, как один из четырех человек, присутствующих в зале во время убийства господина Мавилло, никакой неприязни к покойному не испытывал.
– О вас, Николай Петрович, и речи нет. Вы вне подозрений. Только не верится как-то, что можно убить человека за то, что он, к примеру, оставил сына на второй год или отказался принять в гимназию нового преподавателя. Нет, все это, согласитесь, несерьезно. За такое не убивают. На карточке нацарапать оскорбление – вполне допускаю, но убивать?..
– Простите, о чем вы?
– До вашего сегодняшнего появления я знакомился с каталогом раздела «Естествознание». И там на карточке книги господина Мавилло обнаружил две надписи оскорбительного свойства. Причем сделаны они были совершенно разными людьми. Такую месть я еще могу допустить, а вот убийство – нет… Другое дело – приставание к чужой жене. Тут все зависит от темперамента мужа.