– Слишком хорошо о нас думаете, – покривился он. – Оберут до нитки и выставят вон, обвиняя в краже, если не вовсе отравят; в лучшем случае – пошлют куда подальше… Что ж, даже не знаю, что вам ответить. Простого «спасибо» навряд ли хватит.

– О, что вы, этого вполне довольно, – возразил ювелир, отступая назад. – К прочему – полагаю, если в будущем возникнут какие-либо неприятности, то наша готовность помочь и ваша готовность проявлять столь свойственную вам терпимость принесут добрые плоды и вам, и нам, а посему благодарить меня сейчас не за что. Наше решение имеет и практическую сторону, выгодную, можно сказать, в первую очередь нам самим.

– Agnosco judaeum[224], – заметил Курт довольно нетактично, однако тот лишь пожал плечами, вскользь улыбнувшись снова.

Вслед ушедшему ювелиру он смотрел еще долго, решая про себя, имеет ли смысл докладывать о произошедшем разговоре Керну или же столь деликатное соглашение следует оставить в тайне. Вышестоящие, сколько бы умны и рассудительны ни были, в сложных ситуациях имеют обыкновение горячиться в решениях, и как знать, не потребует ли майстер обер-инквизитор однажды, случись что, вызвать следователя Гессе в Кёльн, дабы он любыми способами, правдами и неправдами вытянул нужную информацию либо добился чего-либо вовсе непотребного, используя данную ему сегодня возможность, быть может, даже порушив только завязавшуюся связь. А связь эта в будущем может пригодиться в ситуации как знать, насколько серьезной…

С Райзе, выходящим из ведущей на нижнюю лестницу двери, он почти столкнулся; мгновение оба стояли в полушаге друг от друга, глядя настороженно и молча, и тот, наконец, разлепил губы, с видимым усилием выдавив:

– Гессе… Искал тебя.

– Да? – уточнил Курт неопределенно, и Густав рывком кивнул назад:

– Зайди в часовню.

Объяснений он потребовать не успел – отстранив его плечом, Райзе решительно зашагал прочь; окликать же его и продолжать разговор, явно пойдущий на повышенных тонах, на глазах у стражей Курт не стал.

Часовня Друденхауса была тиха – как и всегда, и, как всегда, пуста, лишь над спинкой скамьи первого ряда виднелись плечи и голова человека, которого Курт не мог не узнать даже так, со спины, и первые мгновения провел в неподвижности и молчании лишь оттого, что увидеть его здесь попросту не ожидал.

– Входи, входи, – поторопил тот, и он прошел вперед, остановившись напротив и все еще пребывая в растерянности. – Присядь.

– Отец Бенедикт… – проронил Курт, и тот усмехнулся:

– Не ждал?

– Как вы сюда добрались? – выговорил он и, смутившись, поправился: – Я хотел сказать… почему вы здесь?..

– Да брось; духовника не обманешь, – отмахнулся отец Бенедикт. – Что ты хотел сказать, то и сказал… Но, как видишь, по дороге не рассыпался; я, конечно, уже одной ногой в гробу, однако ж крышку пока не опустили. Оба мы понимаем, что я при последнем издыхании, но – держусь. Надеюсь все еще увидеть, что из тебя получится в будущем.

– Значит, вы для того и здесь, отец? – уточнил Курт уже спокойнее, усевшись рядом. – Вместо человека из кураторской службы?