— Пройди к столу приора, — сказал монах и уткнулся в бумаги.

Волков подошел к столу, остановился в пяти шагах, поклонился.

Глаза брата Родерика были серы, водянисты. Он смотрел сквозь солдата, и говорил как будто не ему:

— Письмо что ты привез, будет передано архиепископу, — говорил почти неслышно он, — коли, нужен будет ответ, зайди через две недели.

— Епископ Вильбурга говорил, что решение будет принято быстро, — Волков чуть не подпрыгнул после слов приора о двух неделях!

Брат Родерик продолжал смотреть сквозь него. Весь его вид и символ веры из дерева на веревке и потертое одеяние, и оловянное кольцо с молитвой говорили о безмерном смирении. Да вот только прическа волосок к волоску, чистые ухоженные ногти и дорогие сафьяновые туфли, что виднелись из-под стола, выдавали его.

— Это и есть быстрое решение, сын мой, ступай, приходи через две недели, — продолжил приор.

Солдат был вне себя, он чувствовал, что опять все уходит из рук. Или откладывается надолго. Он повернулся и пошел к выходу. А монах, что стоял за пюпитром остановил его.

— Сообщи имя свое, сын мой.

— Зачем тебе имя мое, отец мой? — вызывающе громко и непочтительно спросил Волков.

— Таков порядок, в книгу сею, я записываю всех, кто был на приеме у канцлера.

— Мое имя Яро Фолькоф. Я привез письмо от епископа Вильбурга, — все еще раздраженно и громко говорил солдат.

Монах заскрипел пером, уткнувшись в огромную книгу.

А канцлер брат Родерик, с неодобрением наблюдавший за устроившим шум солдафоном, жестом остановил монаха, читавшего ему что то, и чуть повысив голос произнес:

— Пройди сюда, сын мой.

Поманил солдата к себе.

Все присутствующие с интересом ждали, что произойдет.

Волков подошел, не зная, что и ожидать, возможно, выговора за неподобающее поведение, но приор спросил его:

— Ты Яро Фолькоф, что служил коннетаблем, где то в Ребенрее?

— Да, господин, в Рютте, — ответил солдат.

— Монсеньор, — зашипел монах, стоявший за креслом у канцлера.

— Да монсеньор, — повторил солдат.

Водянистые глаза канцлера, теперь смотрели с интересом, с прищуром. Он пальцем сделал знак, мирянин, стоявший рядом, сразу достал из кипы нужное письмо, письмо от епископа Вильбурга. Сломал печать и передал его брату Родерику. Тот кинул один лишь взгляд. Один миг! И отложил письмо так, что бы ни кто не мог прочесть его. Ломаным сургучом вверх. Любопытство висело в воздухе, все присутствующие хотели знать, что за человек стоит перед канцлером. А канцлер молчал, разглядывая солдата. А солдат думал: «Неужели он прочел письмо за одно мгновение?»

Судя по всему, приор прочел письмо, он, наконец, заговорил:

— Сижу и гадаю я, какой же подвиг ты, сын мой, должен был совершить во сияние Матери Церкви нашей, что бы архиепископ тебя так наградил?

Волков молчал, думал, что ответить, а канцлер продолжал:

— Все, что мы о тебе слышали, похвалы достойно, но что ты пообещал добродетельному епископу Вильбургскому, что он нижайше просит, со всей возможной поспешностью, о большой милости для тебя?

— О том распространятся, я не уполномочен, да и не я ему пообещал, а он меня просил об одолжении, — отвечал солдат не то что бы дерзко, но со знанием себе цены.