— Почему?

В лице Ани вновь не отразилось никаких эмоций.

— Попала в автомобильную катастрофу, оказалась зажатой в кабине, а «Жигули» вспыхнули… Вот вы только что испугались моего внешнего вида…

— Ну что вы…

Аня подняла вверх правую руку:

— Не надо деликатничать, я привыкла к подобной реакции. Самое ужасное, что мозг мой работает четко, но вот кто же возьмет на службу изуродованную инвалидку? Поэтому живу тут и пытаюсь писать от скуки кое-какие статьи в популярные издания, в основном детские… Ерунда, конечно, но окончательно поставить на себе крест не хочется. Значит, вас наняла Гема… Ну и как она поживает? Небось докторскую защитила, по симпозиумам и конференциям разъезжает? Оно и понятно, с таким папой весь мир в кармане…

— Гема умерла, — тихо сообщила я.

Внезапно в абсолютно неподвижных глазах заплескалось нечто, больше всего похожее на ликование.

— Как умерла?

— Она отравилась.

Аня схватилась за ободья коляски, мигом докатилась до шкафа, вытащила с полки бутылку коньяка, две рюмки и сообщила:

— Надо помянуть!

Но радость, звучавшая в ее голосе, без слов говорила о том, что выпивать Аня собралась не за упокой души Даутовой.

— Вы так не любили ее? — спросила я.

Яхнина протянула мне жуткой рукой рюмку и велела:

— Ну, давай!

Потом она быстро опустошила ее, мне пришлось украдкой вылить содержимое своего бокала за пазуху. Было очень неприятно, сначала холодно, потом липко, но я совершенно не переношу алкоголь, даже крохотная доза способна вышибить меня из седла. Но Аня пила просто отлично, вторая, а потом и третья рюмка исчезли в ее желудке, но голос продолжал оставаться твердым.

— Значит, Гема покойница, и муж ее скончался, раз она наняла вас расследовать факт убийства. А с ним что произошло, если не секрет?

— Ножом ударили, в ресторане «Макдоналдс».

— Мило, — отозвалась Аня, — значит, никого не осталось. А старик Даутов жив?

— Нет, умер, впрочем, и мать Гемы тоже.

— Значит, никого не осталось, — пробормотала Аня, — никого, да? Отец, Гема, Эдик… Все? Да? Точно?

— Да, — подтвердила я.

Внезапно Аня рассмеялась, сначала тихо, потом громко, следом понесся хохот, а по изуродованным щекам потекли слезы.

Я в растерянности смотрела на Яхнину, та закатывалась в истерике. Пришлось налить еще одну рюмку коньяка и сунуть ее в руку, больше всего напоминающую клешню.

— Выпей.

Аня мигом проглотила коньяк, хохотнула в последний раз и выкрикнула:

— Все, все! Сколько раз я представляла себе, что стою у ее могилы, господи, сколько раз! Только поэтому и скрипела, не умирала! Нет, думала, ни за что тапки не отброшу, пока на ее гроб не плюну! Ни за что! Отравилась! Надеюсь, долго мучилась перед кончиной, говорят, от яда жуткая агония…

Выпалив последнюю фразу, Аня схватила бутылку и сделала глоток прямо из горлышка.

— За что вы так ненавидите Гему? — тихо спросила я, видя, как Яхнина скорчила жуткую гримасу, скорей всего обозначавшую радостную улыбку.

Услыхав мой вопрос, Анечка вдруг строго ответила:

— За все. Это она превратила меня в то, что сидит сейчас в инвалидном кресле.

— Как?!

— Ну, каким образом она подкупила водителя той машины, которая столкнула меня с эстакады вниз, не знаю. Может, денег много дала или пообещала чего, а иногда я думаю, уж не сама ли она за рулем сидела…