Подавленный Савичев стоял одиноко на этом празднике мотовства, пил шампанское, не чувствуя вкуса. Таких денег и близко не водилось в его холостяцком хозяйстве, даже если продать подчистую убогую саратовскую деревеньку его старой матушки и холостяцкую квартирку в мещанском доме на Обводном канале. Он уже понял, что идея, которая привела его сюда – ввязаться в аукцион и выиграть его, – была крайне дурацкой. Думал только, покинуть ли ему сие злачное место неброско или всё же затеять напоследок скандал с битьем хрустальной посуды и бутылок этого самого «Клико» по целковому за бутылку.

Но Сагит еще даже не начал выполнять свой план. А у него уже давно созрела задумка. Сагит огляделся, вздохнул, плюнул под ноги, сделал два шага вперед, расталкивая напомаженных гостей с их блядями, посмотрел на удивленную Жаннетт Сансон и грохнул по столу так, что карлик подпрыгнул, а канделябры со свечами покачнулись. В мгновенно наступившей тишине Сагит громко произнес зазубренную со слов Буссенара фразу:

– А ишак-то краденый!

Это настолько диссонировало с предыдущими событиями, что никто даже не засмеялся.

Оказалось просто, как две лошади угнать.

– Что за чушь? – произнес после краткого искреннего удивления Ла Пуассон. – Мой татарский гость злоупотребляет моей слабостью к дикарям, населяющим края цивилизованного мира. Такие слова или доказывают, или смывают кровью. Боюсь, бедный дикарь ни слова не понял из того, что сказал, и не может отвечать вполне.

– Ничего, – угрюмо произнес Савичев из резво расступившейся пред ним толпы. – Я всё отлично понимаю и отвечу за него. Мне уже доводилось ловить вас на горячем, господин пират, и я вполне уверен, что и теперь не обошлось без вымогательства и насилия. Вы подлец, сударь, – это мое последнее слово. А теперь можете попробовать его смыть.

– Жаннетт, – спросил Ла Пуассон, – ты не будешь против, если мы запачкаем кровью пару твоих новых ковров?

Жаннетт, стиснув зубы, остро смотрела на Савичева. Потом мелко покачала головой:

– Чувствуй себя как дома, Ален.

– Ты сама любезность, – Ла Пуассон поцеловал кончики пальцев хозяйки дома.

– Что ж, меня вызвали, и я принимаю, – оскалился Ла Пуассон, выпрямляясь. Он повернулся к стене, к ряду тускло отражавших колеблющийся свет палаческих мечей, взял один за рукоять и потянул из стойки. – Я выбираю… вот этот фальшион. Красавец, сколько интересных людей он повидал… А вам, капитан, я предлагаю вот этот трехствольный пистолет Лепажа и плевать я хотел на обычный дуэльный картель. Скажем, с тридцати шагов, согласны? Целых три шанса отправить меня на тот свет, прежде чем я доберусь до вас и выбью пыль из вашего неказистого мундира.

Публика Ла Пуассону аплодировала, сбивая ладоши, тот снисходительно раскланивался. Униженный Савичев скрипел зубами. Но пистолет все-таки взял.

– Прекрасно, – удовлетворенно произнес Ла Пуассон, салютуя ему мечом. – Прошу всех в сад, к барьеру.

Публика потянулась вслед за дуэлянтами в сад, предвкушая противозаконное зрелище. Звать полицию никто и не подумал.

Карлик, оставшийся охранять череп Робеспьера, почувствовал, как стол под зеленым сукном покачнулся у него под ногами. Он резко обернулся, выхватив взведенный пистолет из-за цветастого пояса. Но там не оказалось ничего опасного, только один старый знакомый.