Зимин пододвинулся поближе к воде, чтобы опустить ноги в океан и пошевелить в нем пальцами.
Вода оказалась теплой и приятной для пальцев, Зимин решил искупаться. Вот только докурит, так сразу и искупается. Он никогда не купался в море.
Зимин стряхнул пепел в воду.
– Безымянный. Ты пока безымянный. Я твой первооткрыватель, а значит, я могу назвать тебя так, как захочу. Я пока не придумал имя, но я его придумаю. Я стану умней и придумаю все-таки имя, а когда я придумаю имя, я назову им и океан. Честное слово.
Зимин затянулся, выпустил дым, набрал побольше воздуха и посмотрел в небо. А затем посмотрел в море, а затем посмотрел в землю, а затем…
Затем Зимин увидел то, что сразу все испортило и все нарушило – вдоль почти бесконечного, от края до края пляжа, вдоль пляжа, похожего на обломок расколотой Вселенной, между валунами, ракушками и холмиками водорослей тянулись ребристые следы покрышек повышенной проходимости «Коростель».
Он сжал руку в кулак и ударил по ближнему валуну, разбил косточки и облизал кровь. Хотелось крикнуть что-нибудь от души, чтобы вздрогнуло, чтобы перевернулось все. Колдовство разрушилось. Из-за горизонта прилетел вонючий ветер, прибой выбросил на берег желтую стайку окурков, запахло бензином и горелым мазутом, океан стал серым и медленным, далекая чайка развернулась, прочертив снежным крылом, полетела в сторону Счастливого Завтра.
– Твари, – сказал Зимин. – Так всегда…
Ему перехотелось купаться, он встал и принялся собирать плавник и сухие водоросли для костра. Набрал большую кучу и поджег, йодом запахло сильнее, в небо отправился неожиданный дымный столб. Зимин испугался и раскидал костер, но было поздно – в месте, где море, небо и песок сходились в одну точку, появился огонек. Зимин дернулся было, но потом решил не бежать, он вернулся к костру и стал ждать.
Огонек приближался. Когда он приблизился вполовину, Зимин увидел, что это джип. Японский, определил Зимин. Блик полыхал на хромированной решетке бампера. Джип двигался не спеша, с достоинством, кто скрывается за тонированными стеклами, Зимин не видел.
Зимину хотелось выть.
Машина остановилась прямо напротив, двигатель замолчал и теперь пощелкивал, остывая. Дверцы не открылись, и никто не вышел. Зимин тоже сидел, ждал. Меч он не стал брать и, вообще, вел себя спокойно, даже никак. Делал вид, хотя предчувствия у него были самые нехорошие. Лучше бы из моря вылезло обычное чудовище со щупальцами и клювом. Лучше бы, чем этот джип. Но чудовище не вылезло, все оказалось хуже. Гораздо. Из джипа вывалился Ляжка.
– Мы менялися лаской привета, но в глазах затаилася мгла, и я понял, что умерло лето, что холодная осень пришла [56]… – издевательски пропел Ляжка.
Этот Ляжка был не очень похож на того Ляжку, которого помнил Зимин. Этот Ляжка выглядел весомо и сам по себе – на шее тяжелела серебряная цепь, на лице застыло достоинство и снисходительность, костюм был обиходный, спортивный, но видно, что дорогой. А еще черные очки и часы с толстым браслетом.
Этот Ляжка снова растолстел, но теперь полнота выглядела в высшей степени благородно.