– Господи…

Я вижу, как ее руки стекаются по стволу дерева вниз и как она едва держится на ногах. Я ей помогаю: поддерживаю за бедра и ритмично трахаю. Аля стонет от удовольствия. Я прислушиваюсь, потому что боюсь сделать ей больно. С каждым толчком она издает протяжные стоны и шепчет мое имя. Едва слышно, но меня это заводит.

Через какое-то мгновение чувствую, как она сжимается вокруг меня, по ее телу проходят спазмы удовольствия, и я держусь ровно три секунды, после чего со стоном кончаю ей на поясницу.

К моему удивлению, спустя пару мгновений член все еще стоит, а я все еще ее хочу. Наваждение какое-то.

– У тебя есть запасные трусики?

– Что? – ее голос звучит приглушенно. – Есть. В палатке.

– Отдашь эти? Салфеток с собой нет.

Прийти без трусов мне нельзя. Лера обязательно спросит, что случилось, а зная ее подозрительность, определит, что мы с Алей спали. Если еще и понаблюдает – убедиться в этом, потому что иногда я не могу отвести взгляда от Алины.

Она надевает шорты на голое тело, выпрямляется.

– Ты в порядке? – спрашиваю.

Волнуюсь, что перестарался. Все же, вопреки попыткам сдержаться, секс у нас был далеко не нежный.

– Да, все… хорошо.

Ее голос звучит довольно, готов поспорить, на щеках проступил румянец.

– Я потерял фонарик.

– А куда идти знаешь? – обеспокоенно переспрашивает.

– Знаю, идем.

Я беру ее за руку, переплетаю наши пальцы. Возвращаться совсем не хочется, потому что там мы снова будем не вместе, а еще там меня ждет Лера, а я совсем не хочу ее видеть. Эгоист я, да и аля, судя по всему, тоже. Не спросила ведь о Лере ничего, даже не заикнулась. Любая другая потребовала бы в эту же ночь переселить куда-то соперницу или взяла бы обещание к ней не прикасаться. Я итак не собираюсь, но все же.

По пути к лагерю молчим. Я вообще не силен в разговорах. У меня и отношения были давно. Один раз и после них я зарекся вступать в это болото. Тогда я много разговаривал, в любви признавался, всю эту романтическую хуйню толкал. Аля этого тоже, наверное, ждет, а я не могу себя заставить. Вырос, что ли, или просто не вижу смысла лить в уши сироп. Слова абсолютно ничего не значат, когда нет никаких действий.

Когда мы почти доходим к лагерю, Аля вдруг останавливается. Я поворачиваюсь к ней. Мы вынужденно разъединяем руки.

– То, что ты там сказал… в силе?

– Передумала?

– Нет, думала, может ты не хочешь…

– Я никогда не отказываюсь от своих обещаний.

– Не могу поверить, – вдруг говорит она, и я готов поспорить, что в этот момент Аля улыбается.

Хочу спросить ее во что, но в этот момент наше уединение нарушают.

– Вы меня напугали! – вопит Светка. – Ребята, тут нашлась пропажа!

Вот кому нужно было изначально звать Алину, глядишь, никуда идти и не нужно было.

– Какой ты у меня молодец, – Лера обхватывает меня за талию. – Нашел бедную Алинку.

Аля уходит. Идет вперед, безошибочно угадывая, где лагерь, и оставляет нас одних. Блть, мне чертовски не хватает возможности увидеть ее лицо, чтобы считать эмоции.

Аля

Возвращение в лагерь после случившегося дается мне с трудом. Боря смотрит на меня с беспокойством, спрашивает, как я себя чувствую, а я могу выдавить одно единственное слово – хорошо. На большее меня не хватает. От любопытных взглядов присутствующих хочется скрыться. Ощущение, что они знают. Догадываются, что между нами с Глебом там произошло.