Только я больше не смотрю кино.

И больше не думаю о нем. С тех пор, как расстался с Муки.

Нет, я не свернул ему шею, его не постигла участь всех тех, кого я угробил:

парня на пароме с маленькой спортивной сумкой «UFO people», позволившего себе кривую ухмылку в нашу с Муки сторону, на приятного спутника он не тянул;

шлюхи, прицепившейся ко мне на вокзале в Киле, ее широкую заколку с панорамой площади Согласия я оставил себе на память, чтобы позже решить, соответствует ли панорама действительности;

гнойного педрилы, попытавшегося подснять меня в занюханной амстердамской кофейне на Вармусстрат;

португальца из Синтры, настоящего эксперта по фаду, с гитарой он не расставался и потому наиграл мне парочку вещей, прежде чем я саданул ему по башке обломком свинцовой трубы;

двух немытых албанцев, решивших, что им сойдет с рук кража моего бумажника.

Были и другие, их смерть не оставила после себя никаких заметных воспоминаний, теперь я стал настоящим экспертом по смерти, так же, как португалец из Синтры был экспертом по фаду. Я не могу сказать, что знаю о ней все, но кое-что знаю. Вряд ли эти знания так уж сильно отличаются от знаний Анны Брейнсдофер-Пайпер, писаки. Но они явно лишены философичности и ореола романтизма. В конце концов, Анна просто писака», а я – человек, который просто убивает. Я не оставляю никаких следов, я все тщательно подтираю за собой, по другому это называется – «методично», резиновые перчатки тоже никуда не делись, я сменил уже третью пару. И я не оставляю автографов на телах жертв, хотя желающих их прочесть наверняка нашлось бы немало. А единственный автограф, который был оставлен для меня, – автограф Анны – так и остался непрочитанным. Может быть, я прочту его когда-нибудь, и тогда моя жизнь изменится. А я не хочу, чтобы она менялась. Во всяком случае – сейчас.

Эксперт по смерти – не основная моя специальность.

Все это время я перевозил наркотики, полгода назад к наркотикам прибавилось оружие, я почти всегда работаю в одиночку и слыву обезбашенным и изобретательным дилером (эй, Лягушонок, ты гордилась бы мной, своим дружком, своим сладким Дэном, у него нет других дел, кроме перевозки крэка). Быть дилером совсем нетрудно, учитывая то количество фильмов, которыми я пичкал себя последние десять лет. Поэтому мне легко подобрать подходящую схему и так же легко претворить ее в жизнь.

Жизнь, которая почти как кино.

Только я больше не смотрю кино.

И обхожу чат «J’embrasse Pas» десятой дорогой, если будущее – орешник, то пусть он зеленеет без меня. Если будущее – музыкальный автомат, Черный Оникс, ностальгический jukebox, то диск моей жизни, который он время от времени проигрывает, выглядит самым запиленным. И его давно пора сменить.

Сегодня я расстался с Муки.

Я мог бы сделать это и раньше – когда купил ему ошейник. И еще помнил, что мой родной язык – русский. Я помнил это в Стокгольме, и в Киле, и – чуть позже – в Амстердаме, в Брюсселе, в Берне, под крытыми галереями улиц (ты можешь идти под проливным дождем, и ни одна капля на тебя не упадет). Во Флоренции я уже не был уверен в этом на сто процентов, а Тирана, Загреб и Сараево окончательно выбили русский из головы. Сколько паспортов я сменил, сколько фамилий? Может быть – две, может быть – три. Единственное, что оставалось неизменным, – имя Макс. И Муки в своей наивной, трогательной, способной растопить любое сердце корзинке.