— Что же вы наделали! — сокрушенно и почти плача вымолвил он.

Только сейчас Баграмян заметил, что у руке у старика была стальная германская каска М35, вся в свежей крови.

— Что мы наделали? — спросил озадаченный Тигран.

— Вы посмели поднять руку на вирта! Вы накликали на нас всех беду и истребление! Они придут и будут убивать!

— Что?! Мы не поднимали ни на кого руку! — возмутился Баграмян. — Что произошло, объясни!

— Склавены, ходившие на работы, нашли в отдаленных казематах убитого вирта! Это часть его головы!

Старик принялся трясти каской. Тигран бесцеремонно выхватил ее и стал разглядывать. Обычный шлем с натянутым на него ремешком темных угловатых сварочных очков. Было совершенно непонятно, зачем в кромешной мгле подземелий темные очки. Но вот что ясно как день, так это то, что голову, на которой этот шлем покоился, распотрошили выстрелом. Возможно, и не одним, но по крайней мере одна пуля попала именно в шлем и пробила его в лобной части.

— Это шлем вирта?

— Да! — взвыл старик.

— А вирт точно мертв?

— Да!

— Но это не мы… Мы вообще не знаем даже, как эти вирты выглядят.

— Саня, — тихо произнесла Рита. — Учитывая, что он сделал, от него чего угодно можно ждать. И у него ведь твой пистолет.

— А ведь точно. Вот же урод, мать его…

Старик бессильно упал на колени и зарыдал, подвывая:

— Нельзя… Нельзя убивать божество…

Старший прапорщик Шестаков мрачно глядел на бутылку, которую принес Виргис. Прежде чем потерять сознание, бедняга успел рассказать все: и про командира, и про БТР с ребятами, и про засаду. Доктор сказал, что он наглотался чертового тумана с моря, и его шансы прийти в себя ничтожно малы. Это можно было считать поражением. Два офицера в руках врага. Не просто два офицера. Командир. Человек, на которого вся община буквально молилась эти годы. Потеряна одна боевая единица. Потеряны люди… Шестаков могучей рукой сдавил бутылку, и она лопнула у него в ладони. По иссеченной коже потекла кровь.

— Эдуард Иванович, — пробормотал кто-то из находившихся у лазарета бойцов. — Вы бы…

— Заткнуться всем! — Прорычал Шестаков и поднял выпавший листок бумаги. Развернул его. Что-то написано. Что, непонятно. Не по-русски.

— Гондурасца сюда этого. Живо! — рявкнул старший прапорщик.

Через минуту тычками автоматных стволов в помещение затолкали Рохеса.

— Ну что, урод! Вот она, цена мира с такими мразями, как вы, — Шестаков сунул ему в лицо бумагу. — Читай, скотина!

Рохес был явно удручен таким резким поворотом событий, который внезапно сменил его статус и снова сделал пленником. Однако он старался держаться с достоинством. Взял лист и стал переводить написанное там карандашом.

— Ваши люди живы. Их жизнь зависит от вас. Их жизнь решат переговоры. Сегодня на закате на том же месте.

— Все?

— Да. Все, — кивнул чилиец.

Шестаков резко схватил Рохеса одной рукой за грудки, въехал ему своим лбом по носу и отбросил прочь, как тряпичную куклу.

— Увести отсюда это дерьмо. Быстрее, пока я с него скальп не снял!!!

Провожая ненавидящим взглядом пленника, Шестаков принялся наматывать на ладонь бинт, который ему вынесли из лазарета.