Она резко остановилась и схватила его за руку.

– Так вы и есть тот самый капитан Хантингтон? О, Боже! Вы – тот самый человек, на которого работает Франкохогар?

– Чертовски хорошая кухня, – подтвердил капитан, – конечно, если вы согласитесь работать у меня, то будете питаться ею ежедневно. Или почти ежедневно.

– Mon Dieu! Иметь виноторговую фирму, да еще и одного из лучших в мире поваров!

– Природа требует совершенства, где это возможно, – согласился Колин.

Они зашли перекусить в «Риц» в двадцать минут второго, но ели мало. Говорили об отвлеченных вещах и засиделись таким образом до четверти четвертого. Когда они собрались уходить, на глаза ей попалось пианино.

_ Мне кажется, что я могла бы спеть для вас, – сказала она, усаживаясь за инструмент. Взяв несколько аккордов, она запела грудным голосом, так разительно отличавшимся от ее обычного, «L'important c'est la rose».

Когда она закончила, капитан сказал:

– У меня есть чертовски хорошая идея. Нужно снять номер с пианино, чтобы вы смогли пропеть это еще несколько раз.

– Это было бы прекрасно, – спокойно ответила она.

Они вышли из ресторана и сразу же направились к стойке администратора отеля. Администратор понимающе кивнул.

– «Бештайн» или «Кнабе», сэр?[7]

– «Бештайн», я думаю, нас устроит.

Едва дверь номера затворилась, они и не вспомнили про фортепиано. Они даже не добрались до постели. Им хватило жесткого паласа прямо у входа. Поэже, когда они все же перебрались в постель, он предложил ей остаться в «Рице», пока он не подберет ей подходящую квартиру поближе к офису на Фарм-стрит. Он запретил ей возвращаться на Финборо-Роуд за своими вещами.

– Мы оба начинаем новую жизнь, – произнес капитан торжественно. Потом они вспомнили, что магазины скоро закрываются, и вылетели из отеля.

Ивонна редко покидала квартиру на Чарльз-стрит. Вопрос о работе больше не поднимался. Капитан каждое утро выходил из дома на Фарм-стрит, когда Битси была занята собой, и пулей мчался по Честерфилд-Хилл в свое гнездышко. Она всегда ждала его. Капитан повысил жалованье Франкохогару, чтобы он работал в двух местах – на Фарм-стрит и на Чарльз-стрит. Битси постоянно сидела на диете, а Ивонна постоянно хотела есть. Она была лучшим едоком, о котором только может мечтать повар. Она понимала все, о чем говорил Хуан, до малейших деталей. В разговорах о еде и винах ей не было равных.

Они устраивали лукулловы пиршества, но чаще Ивонна ела в одиночестве. После еды она обычно брала свой саксофон и играла печальные мелодии.

Битси вздохнула с облегчением, когда Хуан окончательно перебрался на Чарльз-стрит – теперь она могла полностью перейти на швейцарские рисовые хлопья и содовую воду, чтобы сохранить фигуру.

Битси отнюдь не была фригидна. Она была молода и любила своего мужа. Хотя она не догадывалась, что по совету знакомого дипломата из Доминиканской Республики он ежедневно принимает стаканчик отвара редкого японского гриба, чтобы быть в состоянии удовлетворить сразу двух молодых женщин. Капитан хотел сохранить свой «статус-кво» и никому не доставлять огорчений. Он любил обеих: и Битси, и Ивонну, и не хотел ничего в своей жизни менять.