Валентина пристально посмотрела на подругу.

— Скоро свадьба? — Спросила она после паузы, улыбаясь уголками губ.

— Что говорить о свадьбе? — С некоторым сожалением ответила Лида. — Разве в ней дело?

— Не говори. Это остается в памяти на всю жизнь.

Лида скрепила нитью вчерашние анализы, подняла голову и тихо сказала:

— Но не тогда, когда выходит замуж вдова фронтовика.

— Ты не уверена в Иване Николаевиче?

Валентине всегда был к лицу белый халат. В нем она казалась помолодевшей. Когда Валентина подняла голову от чертежей, Лида заметила на ее щеках румянец, что в последнее время не часто украшал ее округлое лицо.

— Солод — хороший человек. В нем я уверена. Но скажи, Валя... Вот у тебя вроде все в порядке. А ты разве забыла Виктора?

Румянец на щеках Валентины начал заметно увеличиваться и вскоре разлился по всему лицу. Теперь она скорее напоминала студентку-практикантку, чем инженера-исследователя с большим стажем. Но вот тень упала ей на глаза.

— Нет, не забыла... И невозможно забыть. Так же, как фронтовики не забывают о своих ранах. Вот вроде и переболело, а только набежит тучка на солнце — и снова заноет... И наши мужья не имеют права жаловаться на это. — Она помолчала, словно собиралась с силами. — Ну, хватит. Садись к стилоскопу. Наш рабочий день начался...

Тем временем Солод, выйдя из лаборатории, вынужден был задержаться в мартеновском цехе. Случилось это совершенно неожиданно.

В мартен, у которого сейчас работал Коля Круглов, как раз загружали лом. Коле повезло больше, чем Кузьмичу: в мульдах лежали обломки орудийных стволов, танковые траки, ржавые пулеметные стволы. Ему прислали лом той партии, что недавно прибыла баржей из-под Канева, где в свое время шли большие бои. Хоть и немало прошло времени, как отгремели бои, хоть и казалось иногда, что уже весь военный лом переплавлен на сталь, однако иногда еще приходили баржи и составы с остатками фашистской военной техники. А сталевару хлеба не давай — дай только хорошего лома.

Произошла какая-то заминка. Пока поступила новая партия, значительная часть лома уже была расплавлена.

Коля стоял у печи и сквозь синие очки, прикрепленные к фуражке, наблюдал за работой завалочной машины.

— Разравнивай мульдой! — Кричал он машинисту. — Посмотри, какая гора образовалась в ванне. Кто тебя учил так заваливать?.. Это тебе не сено в копны складывать.

Когда железный хобот завалочной машины подал в печь последнюю мульду с ломом, в ванне мартена что-то взорвалось. Взрыв потряс весь корпус мартеновской печи, из ее дверей брызнуло растопленным металлом на пустые мульды, стоящие на платформах, ударило железными обломками, выброшенными из ванны, по завалочной машине. Коля Круглов упал. Взрывом сбило пороги, и шлак белыми струями полился из печи. Огненный ручей уже подкрадывался к взъерошенной голове Круглова, лежащего неподвижно у печи. Еще несколько секунд — и его голова оказалась бы в этом потоке, температура которого достигала далеко за тысячу градусов.

Иван Николаевич бросился к печи. Пробираясь между платформами и завалочной машиной, он за что-то зацепился полой пиджака. Рванул ее с такой силой, что разорвал надвое, подбежал к Круглову, подхватил его на руки. То место, где лежал Коля, за несколько секунд было залито шлаком.