Здесь, конечно, случай другой. Если бы девчонки не хотели работать на такой срамной работе, то вернулись бы домой, к матери-отцу или нашли бы нормальную работу. Город большой, неужели на всех работы не хватает? А страна еще больше. Ты только желание поимей, пошурупь своими куриными мозгами. Но то, что девчонки добровольно на этого скотину работают, с него вину не снимает. Наоборот, развращает он их ежедневно, к легкому хлебу приучил, к безделью и разврату.

Вот такие мысли бродили в голове у Михалыча, пока он старательно стягивал обрывки веревок на ногах и руках негодяя. Еще и спросил саркастически: «Ну как, не сильно я тебе перетянул?»

— Да пошел ты, старый хрен! — злобно огрызнулся недоносок.

А вот этого Михалыч совсем уже стерпеть не мог. Чтобы его, заслуженного моряка, всякий говноед посылал? Он даже размахнулся своим крепким кулаком, но перехватил осуждающий взгляд Сергея Ивановича и опустил руку. Но есть на этого недоумка управа, все тот же платок, который теперь для надежности можно еще и скотчем приклеить. В эллинге у Михалыча всякого добра хоть пруд пруди. Хорошо бы ему тряпку с мазутом затолкать в его поганую пасть, но там химия… Еще окочурится, неохота грех на душу брать. Так что после ловких манипуляций с совсем уже обездвиженным сутенером, тот еще и онемел. Только мычать мог, дико вращая своими мерзкими гляделками.

— Не задохнется? — вдруг проявил сочувствие к Валерчику Сергей Иванович.

— А хоть бы и так? — хмыкнул тот в ответ. — Одним мерзавцем меньше будет.

Жаль, москвичи не увидели, как Михалыч запеленал сутенера. Любо-дорого посмотреть теперь на него — такого ничтожного и сломленного…

Турецкий и Плетнев тем временем безмолвными тенями проскользнули к докам и затаились за ангаром, откуда им хорошо было видно судно. Тихо на корабле, даже вахтенного не видно. То ли задумано так, то ли наплевать команде, — кто хочешь поднимайся, что хочешь забирай…

Тихо подкатила «Газель» и остановилась, погасив фары. Вышли два типа, к ним тотчас же, словно поджидал, подошел третий. Разговор негромкий, ни слова не слышно, но ясно, что происходит какое-то объяснение. Из дока вышли еще трое, хорошо бы увидеть их лица.

Вся компания медленно подошла к причалу и остановилась прямо под фонарем.

— Вон эти, из подвальной «типографии», — шепнул Плетнев.

— И Белобров с ними… — узнал солидного мужчину Турецкий. Если бы Валерчик не сказал, что с фальшивыми деньгами работает Белобров, Турецкий, возможно, и засомневался бы… Потому что видел его только на фотографии десятилетней давности, у фотографа, когда расследовал дело Анны Гущиной. Хорошо, что это было совсем недавно, а память у Турецкого на лица была крепкая. За десять лет Белобров раздался всей фигурой, заматерел, как говорят в народе — закабанел.

Все это объяснять Плетневу было некогда.

— Ну вот. Все здесь, — подытожил Турецкий. — Думаю, настало время для анонимного звонка в милицию. Их возьмут на погрузке, затем мы отправляем Валерчика с повинной, а кассету лейтенанту скорой почтой.

— А Кирилл? — забеспокоился Плетнев. — А убийство Баула? Боюсь, лейтенант с нас не слезет.