Ага, занимается он! Играет, как же! На пятнадцать минут возьмет ребенка на руки, посюсюкает, и обратно отдает – на, мол, мне некогда! У меня уже руки отваливаются. Однажды не выдержала, дала Ромочку подержать одной из товарок, лани по имени Дита, так она его подкидывать стала! А он только поел недавно! Я подбежала, сына отобрала, а эту Диту чуть не убила! Как так можно с маленьким ребенком обращаться! Да если с Ромочкой что-то случится, я их всех на куски порву! Ну, ругаться с этой девкой начала; тут другие подбежали, стараются меня успокоить. Марина Витальевна на шум явилась, ну, я ей взахлеб рассказываю, как с моим ребенком ужасно обращаются, а она плечами пожала, меня так с ног до головы взглядом смерила, руки в боки, по своему обыкновению, уперла, и говорит: «Катенька! Ребенку необходимо развивать вестибулярный аппарат. Ничего плохого от легкого подкидывания не произойдет. Ты не будь такой беспокойной мамашей. Иначе все нервы себе истреплешь, а это будет сказываться потом и на твоем сыне, и на муже, и на всей твоей семье… Пожалуйста, задумайся об этом.»

Я задумалась. И вот хоть убей – а не позволю больше никому подкидывать моего сына в воздух! Я сделала лишь вывод о том, что больше своего ребенка никому не доверю, а буду сама за ним смотреть. Хоть буду уверена, что он в безопасности…

Иногда я стараюсь держать себя в руках, не ругаться с мужем, но каждый раз почему-то срываюсь. И он ведь ничуть меня не понимает, не видит, как мне тяжело! Он считает, что это так просто – смотреть за ребенком! Вот сам бы попробовал! А еще он чуть что стал мне угрожать, что, мол, «даст в бубен»… Правда, еще ни разу руку на меня не поднимал, но где гарантия, что однажды этого не произойдет? Если он меня разлюбит, то начнет и поколачивать… Что мне делать, не знаю! Ничего меня теперь не радует. Все вокруг такие счастливые и довольные, даже Люся, одной мне так плохо, хоть топись. И особенно плохо все стало после того, как мой муж получил от Сергея Петровича отдельное задание командовать бригадой сборщиц водорослей, из которых потом будут получать соду. Для мужа это стажировка на вождя, а для меня сущее наказание. Ведь эти самые сборщицы – все как одна молодые незамужние волчицы, которые только и ищут возможности прибиться к какой-нибудь семье. А я не хочу, не хочу, не хочу еще жен, тем более из Волчиц мне и Диты, Таты, Куирэ-Киры, Таэтэ-Тани и Суилэ-Светы хватает по самые уши!

И вот вчера вечером на высадили на этом самом Серебряном берегу, у устья Гаронны. В прошлом году мы тут останавливались по пути к месту нашего будущего Большого Дома. Цепочка невысоких дюн, кое-где поросших кустиками травы, пригнувшиеся под ветром с океана сосны и ряды высоченных волн, одна за другой идущих на штурм отлогого песчаного берега. И ничего и никого, кроме этого, люди до нас тут не жили. Потому что не имели интереса к этому месту. И мы бы сюда тоже не пришли, если бы не эта проклятая сода, которая мне лично и сто лет не сдалась.

При этом моему мужу было вообще не до меня. Он все бегал, распоряжался, решал какие-то вопросы. Его просто раздувало от гордости – ну еще бы, такое ответственное задание! Девки тоже суетились. Они сновали вокруг, словно юркие трудолюбивые муравьи. И только я чувствовала себя совсем не при делах и путалась у всех под ногами. Я ходила с Ромочкой на руках и смотрела, как в глубине берега кипит работа по возведению временного жилья – то есть излюбленных местными шалашей-вигвамов. А это значит, что мы здесь застряли до конца теплых дней, то есть до первых чисел сентября… За это время мой кобель так сумеет развернуться в этой стае диких сучек, что только держись. И вот ведь что противно – я и пальцем никого из них не имею права тронуть, ибо наказание за это сурово до жути. А я не могу! Я ревную!