Главной заботой Юфара были численность н будущее расположение русских полков на берегу Оки. Юфара интересовала «роспись полкам» — секретный документ об их составе, вооружении и командовании. Он намеревался получить хотя бы часть этих сведений через кого-то из служащих Разрядного приказа, решавшего вопросы обороны.

Юфар уже установил, что работу над полковой росписью возглавляет дьяк Андрей Клобуков. Андрей был дворянином второй статьи, долго служил в Посольской избе, умел молчать. Он пользовался доверием государя. Соваться к такому с поминками взяткой — было глупо, поминкодатель тут же будет схвачен, пытан, и всем вместе с Юфаром плясать тогда на огоньке.

Был на примете другой дьяк, жадный до поминок и оскорблённый государем в прошлом месяце. Его звали Осипом Ильиным, он родич Василия Грязного.

Осип долго грел руки в опричнине, участвовал в разборе изменных дел вместе со свирепым стяжателем боярином Темкиным. В новый двор Осипа не взяли, а назначили руководить Ямским приказом. Для Ильина это денежное место было, однако, «потерькой чести» после того, как он, поддержанный обоими Грязными, распоряжался судьбами больших людей. Теперь он оказался в той самой Земщине, которую он вместе с Темкиным давил несколько лет подряд.

Так рассуждал Юфар со слов Игната. Что думал сам Ильин, не знал никто. Ногайцы вышли на него в кабаке Штадена.

У Штадена был холоп Рудак. Прознав о связях немца с заграницей, Рудак донёс на него Григорию Грязному, руководителю Разбойного приказа. Опричные бояре уже смеялись, спрашивая Генриха: «Не хочешь ли мясца?», что на причудливом жаргоне тех лет обозначало пытку. Донос холопа разбирали Темкин и Ильин. Штадену жизнь была дороже денег, позже он так и написал в воспоминаниях: «Деньги решили дело». Рудак был найден за воротами с проломленной башкой.

Ногайцы осторожными шмелями закружились вокруг главного дьяка Ямской избы. Штаден принимал у себя Ильина бесплатно, а Осип не давил его ямскими сборами. Скоро Юфару донесли, что Осип готов «принять» задаток. Это была хорошая зацепка. Юфара не смутило, что Ильин служит в далёком от военных дел Ямском приказе: он знал, как путаются и переплетаются земские службы, как велика их взаимная осведомлённость.

У Осипа была лазейка: ему внушили, будто выборки из разрядных списков нужны служилым детям боярским, чтобы заранее знать, к какому воеводе их назначат и можно ли за деньги «поправить» назначение. Иьин намекнул, что у него в Разрядном есть человечек — подьячий, нуждающийся в деньгах.

Неупокою и Игнату предстояло продолжить с Осипом игру и так обойти его, так скурбовать (на языке тогдашнего ворья), чтобы добыть полковые росписи из первых рук, если понадобится — с кровью.

Среди забот этой богатой тревогами весны одна казалась по меньшей мере неуместной, не ко времени. И тем не менее она затягивала государя с растущей силой мартовского кошачьего тепла.

По окончании великого поста Иван Васильевич наметил свадьбу. Четвёртой его супругой должна была стать Анна Колтовская, дочь дворянина из Коломны.

Четвёртый брак был незаконным. Люди, радеющие об интересах наследника престола, — дядя царевичей Никита Романов Юрьев и земские бояре, позволявшие себе судить поступки государя, предпочитали, чтобы Колтовская стала любовницей, а для народа Иван Васильевич оставался вдов. Их не рискнули поддержать иерархи церкви, ослабленной опричными чистками и иосифлянским лизоблюдством: на иерархов давил новый архиепископ Новгородский Леонид.