Василий довернул на звуки боя и взял под обстрел позиции немцев на холмах. Дальше пройти не было возможности, впереди – три балки, прибрежных оврага. Поэтому только огнем он мог поддержать моряков. Напротив Ляпино, сильно накренившись, лежал на грунте какой-то вооруженный «рыбачок» и пара каких-то шаланд, у причала в Найденове стоял, обгорелый сзади, торпедный катер Д-3, без торпед, его, две из трех, огневых точки скупыми короткими очередями поддерживали моряков. Появление танка справа, который с ходу подбил два орудия в капонирах и расстрелял три Т-III, решило исход боя в нашу пользу. Немцы начали сначала отход, но, подгоняемые шрапнелью и осколочно-фугасными, обратились в бегство. Звуки выстрелов начали стихать во всех местах боя. Над старой водонапорной башней в городе колыхался красный флаг, такие же флаги появились на всех домах. Снизу от причала к танку подошел командир в довоенном кожаном реглане и в танковом шлемофоне. Голова перевязана по самые глаза. Синяки под обоими глазами. Крепко досталось мужику. Он постучал по броне.
– Эй, танкисты! У вас шланг пожарный есть? Мои все в хлам, не откачаться. И 24 вольта, вспомогач толкнуть, баллоны с воздухом все пробиты.
«Вот и встретились два одиночества»: сильно обгоревшим катером командовал мой второй «подшефный». Его, с криками «давай-давай», выдернули из ремонта, сбросили на воду, с приказом через два часа доложить о готовности к выходу. Он принял на борт 50 десантников и малым ходом целую ночь шел к Мариуполю на единственном рабочем двигателе. Двум другим мотористы на ходу срочно «закрывали горшки». Практически небоеспособный катер попал в первую волну десанта и сумел поразить торпедами две ожившие огневые точки на берегу. Но получил зажигательный снаряд в машинное отделение, когда высаживал бойцов в Найденове. Пожар потушили, но катер осел и лег на грунт, последний двигатель вышел из строя. Пришлось стать огневой точкой на левом фланге батальона. Удалось из пушки уничтожить огневую точку в электроподстанции на берегу. Она же прикрывала катер от орудия немцев в полукапонире. Экипаж он отправил на берег, кроме комендоров, и действовал по обстановке, в душе понимая, что вляпался по самое не хочу, и вряд ли придется еще раз съездить в Озерейку. Всей картины он не знал, радиостанция работала только одна, американская УКВ, и, кроме летчиков, он никого не слышал, а потом и она «сдохла». Связь с кораблями десанта до высадки поддерживал радист десантной роты. Когда рассвело и немцы усилили давление на батальон, он, действуя по инструкции, привел в готовность накладной заряд на топливном танке, чтобы полностью вывести катер из строя. И тут появился незнакомый танк, и картина боя поменялась диаметрально. Сразу после этого он собрал остатки экипажа и выяснил, чего не хватает, чтобы подвсплыть и убраться отсюда подобру-поздорову. Требовалось запустить вспомогач и настроить эжектор, чтобы откачать воду из машинного отделения и ахтерпика. Попытаться спустить воду из поддона среднего главного и отползти с этой меляки. Вот он и поднялся наверх к танку, пока куда-нибудь не укатил. Второе, у танкистов должна была быть связь с командованием военно-морской группировки, попробовать связаться и попросить помощи, если у танкистов ничего не будет. Меня что-то удерживало в башне, я не хотел подниматься наверх. Какое-то нехорошее предчувствие удерживало меня на месте. Но подошел и командир десанта, пришлось вылезти на башню. Там мои опасения немного уменьшились. Они же друг друга не знают, а я и вида не подам, что мы, вообще-то, одно целое. Так как командир десанта, ни слова не говоря, отстегнул от пояса фляжку, а его ординарец или связной, высокий белобрысый парень в бескозырке, обвитый лентами от MG, который он поставил у ноги, достал немецкие складные стаканчики и, с шиком, расправил их одним движением, подав первый командиру. Тот плесканул в него из фляжки и передал Василию, следующий моряку, затем ординарцу и себе.