— Почему?

— Потому что мужчине, который не был лично знаком со Свинцовым и Твердохлебовым, незачем было искажать свой голос при помощи технических средств. Это был бы просто незнакомый мужской голос в телефонной трубке. Поскольку других женщин, которые могли бы попасть под подозрение, в этом деле не наблюдается, вам пришлось скрывать не только свое имя, но и свой пол.

— Действительно, проще пареной репы, — печально кивнула Анна Кирилловна. — Впрочем, что еще я могла предпринять? Вы, как профессионал, наверное, скажете: многое. Но я-то, как вы верно подметили, всего лишь дилетант, причем дилетант, не сумевший довести дело до конца. Пропади он пропадом, этот ваш Твердохлебов! С первым заданием он справился отменно, хотя тот прокол с мотоциклом должен был меня насторожить и заставить остановиться, пока все не зашло чересчур далеко. Но я решила, что этого кретина достаточно привести в чувство, довести до его сведения, что сейчас не восемьдесят восьмой, а две тысячи восьмой год, и тогда все будет нормально. И он действительно на первых порах повел себя вполне адекватно. А потом вдруг выкинул этот фортель с векселями. Вы знаете, что он сделал? Пригласил меня в кафе, накормил мороженым, а после предложил руку и сердце. И папку с векселями на два миллиона долларов в придачу.

Вот это прозвучало настолько неожиданно, что Клим едва не поперхнулся горячим чаем.

— Как? — не поверил он. — Он хотел отдать вам векселя?

— Для начала на хранение, — с кривой усмешкой ответила она. Голос ее теперь звучал замедленно и как-то тягуче, словно в чашке у нее был не чай, а нагретый почти до температуры кипения ром. Климу снова захотелось уйти, и он снова сдержался. — С перспективой дележа пятьдесят на пятьдесят или, как он выразился, совместного владения в случае, сами понимаете, женитьбы.

— С ума сойти! — искренне воскликнул Клим. — А вы?

— А я просто испугалась. Представила, как кладу папку в сумочку и сейчас же со всех сторон на меня набрасываются спецназовцы в черных масках.

— И вы решили, что от Твердохлебова пора избавляться… — Клим тяжело вздохнул, вынул из кармана сигареты и заглянул в пачку. — Вы позволите закурить?

Анна Кирилловна не ответила. Фарфоровая чашка лежала у нее на коленях, недопитый чай темным пятном разлился по юбке. От юбки поднимался горячий пар, но делопроизводительница не обращала на возникшее неудобство внимания, продолжая остановившимся взглядом смотреть прямо на Клима. Клим сместил корпус влево, но взгляд собеседницы за ним не последовал. В следующую секунду Неверов заметил, что она не мигает и, кажется, не дышит.

Клим поборол инстинктивное желание закрыть ей глаза. Вместо этого он вынул из кармана чистый носовой платок, протер им простреленную папку, спрятал платок в карман, напоследок покосился на белый пластмассовый цилиндрик с заменителем сахара и вышел из кабинета, не испытывая ни удовлетворения, ни гордости от хорошо проделанной работы — ничего, кроме усталости, тоски и раздражения, которые еще предстояло как-то вынести за пределы Красной площади, не выплеснув по дороге на голову первому подвернувшемуся человеку с печатью государственной озабоченности на челе.