— Не знаю.

— Мне показалось, он как-то сразу побледнел.

— Мы же не ели ничего тяжелого.

По дорожке пробежали дети. Несколько минут прошло в молчании. Вдруг из дома донесся голос Франсуа:

— Феликс!

Голос звучал так странно и пронзительно, что Феликс сорвался с места и помчался на зов. Г-жа д'Онневиль посмотрела на открытые окна.

— Что там случилось?

— А что могло случиться? — рассеянно проронила Жанна, полулежа в шезлонге и созерцая папиросный дым, поднимавшийся ввысь сизой струйкой.

— Кажется, они звонят по телефону.

Да, действительно. Слышно было, как кто-то крутит ручку аппарата.

— Алло!.. Знаю, мадмуазель, почта закрыта, но это очень срочно… Номер один в Орнэ, пожалуйста… Да, доктора Пино… Думаете, он на рыбной ловле? Все же позвоните. Алло! Квартира доктора Пино? Звонят из Каштановой рощи… Вы говорите, доктор вернулся? Пусть немедленно едет сюда… Неважно… Да, очень срочно… Нет, сударыня. Пусть едет в чем есть.

Три женщины переглянулись.

— Ты не пойдешь туда? — удивилась г-жа д'Онневиль, поворачиваясь к Беби Донж.

Та поднялась и направилась к дому. Отсутствовала несколько минут и вернулась все такой же невозмутимой.

— Они оба заперлись в ванной и не впустили меня. Феликс уверяет — ничего серьезного.

— Но что случилось?

— Не знаю.

Доктор примчался на велосипеде в том же коричневом полотняном костюме, в каком ходил на рыбную ловлю. Когда, проезжая по красной аллее, он увидел трех женщин, спокойно расположившихся под зонтом, на лице его отразилось недоумение.

— Несчастный случай?

— Не знаю, доктор. Муж в ванной. Я провожу вас.

Дверь приоткрылась, пропуская врача, но захлопнулась перед Беби Донж, так и оставшейся стоять на площадке. Г-жа д'Онневиль, выведенная из терпения, поднялась и стала ходить взад-вперед по залитой солнцем аллее.

— Не понимаю, почему они оба ничего нам не говорят. А Беби? Что там делает Беби? Почему она-то не возвращается?

— Успокойся, мама! У тебя опять будет нервное расстройство. Не надо так волноваться.

Дверь ванной снова открылась.

Доктор в одной рубашке озабоченно бросил стоявшей в полумраке Беби Донж:

— Велите принести кипяченой воды. И как можно больше.

Беби спустилась на кухню. Платье у нее было из бледно-зеленого муслина, волосы — светло-русые.

— Кло, отнесите кипяченой воды в ванную.

— Я видела, приехал доктор… Месье заболел?

— Не знаю, Кло. Несите скорее воду.

— Много?

— Доктор сказал — как можно больше.

Кухарка принесла два кувшина, но в ванную ее тоже не впустили. Она все же заметила лежащее на плиточном полу тело, вернее, заметила лишь ноги, но перепугалась так, словно увидела труп.

Было три часа дня. Дети, пребывавшие в полном неведении, захватили теннисный корт. Оттуда донесся голос Жака, втолковывавшего двоюродной сестренке:

— Ты играть не будешь. Ты еще маленькая.

Маленькой Жанне минуло шесть лет. Она, конечно, сейчас расплачется, прибежит жаловаться матери, и та, как всегда, ответит: «Разбирайся сама, девочка. Ваши ссоры меня не касаются».

Г-жа д'Онневиль не сводила глаз с окон второго этажа.

— Мама, передай мне, пожалуйста, папиросу.

В другое время г-жа д'Онневиль возмутилась бы: дочь развалилась в шезлонге и смеет требовать, чтобы мать подавала ей папиросы! Но сейчас она машинально взяла со стола портсигар и протянула Жанне: взгляд ее не отрывался от Беби, спустившейся с крыльца и приближавшейся к ним своей обычной походкой.