— Этого я как-то не учёл…

Голос идарианца, последовавшего за мной через несколько минут, звучит более чем потрясённо. Настолько потрясённо, что я даже оглядываюсь, на миг прекращая питаться. Реакция, в общем-то, понятная — за эти минуты я умудрилась проесть пространство, вместившее и меня, и этого крупного мужчину. И теперь охотник изнутри тщательно затыкает незаменимыми шкурами место разрыва в прочнейшей окаменевшей броне.

Чем уже становится отверстие, тем меньше света проникает к нам. Но мне хватает последних бликов, чтобы заметить на усталом лице идарианца вновь округлившиеся от изумления глаза и озадаченность моей непомерной прожорливостью.

— Пожалуй, если я ещё повременю, то снова останусь голодным, — бурчит он в темноте, отгородив нас от убийственного света и жары.

Дальнейшие наши устремления оказываются схожи — мы принимаемся есть!

Первым насыщается мужчина. Я же лишь немного сбавляю темп и начинаю прислушиваться к эмоциям своего спутника, с которым мы соприкасаемся телами. В них ощущается довольство, облегчение, гордость собой и, что меня больше всего удивляет, затаённая благодарность. Кому?..

С сытым вздохом оторвавшись от еды, я расслабленно обмякаю, и охотник тут же понимает, что я угомонилась.

— Наелся, заморыш? Не представлю, сколько корма нужно, чтобы тебя вырастить.

Намёк на то, что меня не прокормить, — очевиден. Только вот мужчина не знает: прожорливость — временное явление. Когда трансформация подойдёт к завершению, мои аппетиты станут весьма скромными.

В качестве безмолвного ответа, прижавшись щекой к его плечу, я посылаю мужчине волну тепла и покоя. А затем и вовсе, нашарив в темноте его руку, осторожно глажу тыльную сторону ладони.

— Радуешься? — Охотник понимает мой жест по-своему. — Верное дело! Повезло нам немерено. Трижды я бывал в этих местах, но не замечал разросшегося толба.

Явно он говорит о растении, что обеспечило нам убежище. Да ещё какое! Тут и еда, и питьё, да ещё и приятная освежающая атмосфера.

Давая понять, что солидарна с ним, я вновь глажу мужскую ладонь. И тут же распознаю в душе идарианца отклик — искорки тепла, даже радости. Вероятно, он доволен, что не одинок сейчас? Наверное, общество бессловесной твари предпочтительнее одиночества.

— Ты мой счастливый талисман! Зря я всю дорогу ругал себя, что не оставил тебя ещё там, у норы боргха. Голод и жажда едва не доконали меня на этот раз. Как же тяжко давался каждый шаг! Но за мысли о тебе я цеплялся всякий раз, когда готов был рухнуть на песок и смириться со смертью…. И даже сейчас, когда ноги и руки гудят от напряжения, я рад, что не поддался слабости.

Снова погладив его ладонь, я сворачиваюсь клубочком возле тела охотника.

— Но это ничего. Отдохну и снова буду в порядке. А вот если бы не ты, я бы пошёл напрямую к последнему приюту. И наверняка не дошёл, не осилил путь, который почти вдвое длиннее! А так… направился сюда, надеясь укрыться в тени камней. И что же нашёл вместо этого? Толб! Растущий у смертоносного озера, заполненного соляным раствором. Попробуй ты эту «воду», и тебя ждала бы верная гибель.