На землю опускаются густые сумерки. Кусты, лошадь, принимая причудливые, фантастические формы, постепенно исчезают во тьме. От реки тянет сыростью и прохладой.
Иван Загарий прикрывает раненого охапкой сена, берет в руки вожжи, и лошадка трогается с места.
На темном небосводе показываются первые звезды. Крестьянин, изредка посматривая на них, сворачивает на восток, поясняя:
— Во, и дорогу нашел короче, незабаром у Шудрени будемо… — и, пряча усмешку в усы, мурлыкает под нос тоскливую гуцульскую песню…
Со дна повозки раздается приглушенный голос:
— Ты чего похоронную затянул? И так тошно!
Наступает тишина… Кажется, стало еще темнее… «Нет, не мог я ошибиться», — думает старик, вглядываясь в непроницаемую тьму.
Лошадь уже не бежит. Изредка похрапывая, она медленно поднимается в гору. Незнакомец молчит. «Уснул», — решает Иван Загарий и прислушивается.
Дорога снова идет под уклон: колеса вертятся быстрее. Навстречу надвигается черная громада. «Сторожинец!» — определяет старик. В городе ни одного огонька.
Хура сворачивает к воротам двухэтажного кирпичного дома и, скрипнув всеми четырьмя колесами, останавливается.
— Приехали! Шурден! — громко объявляет Загарий. К возу подходят два вооруженных пограничника. Передний поднимает фонарь.
— Принимайте подарок, товарищи! — облегченно вздыхает крестьянин и почему-то вытирает рукавом лицо, хотя оно вряд ли могло вспотеть в довольно свежей ночной прохладе.
Из-под вороха сена появляется человек, оглядывается вокруг и, медленно свесив ноги с возка, пробует улыбнуться. Затем вдруг перевертывается через голову, одним махом спрыгивает с повозки и, охнув, бросается в глубь двора.
— Стой! Руки вверх! — раздается грозный окрик, и короткая очередь автомата раскалывает тишину.
— Не стреляй! — хрипловатым, слезливым голосом просит беглец. Деваться ему некуда…
Иван Загарий, показывая чекистам часы и рассказывая о том, где и как он встретил лисового, возмущенно говорит: «Советская власть нам свободу и землю дала, а он мне, проклятый сукин сын, трофей сует! Думал за часы купить!»
— Молодец, товарищ, вы правильно поступили, — благодарит крестьянина заместитель начальника Черновицкого управления НКВД — майор Алексей Иванович Меняшкин.
Обыскав задержанного, чекисты нашли у него только половину мужской расчески. На допросе он твердил лишь одно: «Красноармеец я! От своих отстал!» Он назвал номер воинской части и перечислил всех командиров, которые служили в ней. При проверке все совпало, и не было, казалось, никаких улик. Задержанный грозил, что пожалуется на чекистов, и, повысив голос, возмущенно кричал: «Безобразие! До чего дошли: своих хватают!» Но чекисты продолжали работу: майор Меняшкин послал на то место, где Иван Загарий обнаружил лисового, оперативную группу, которая должна была тщательно осмотреть все вокруг.
Результаты осмотра превзошли все ожидания: пограничная собака Буй отрыла под кустами завернутое в немецкое обмундирование удостоверение личности на имя Иосифа Кригера. С фотографии смотрело лицо задержанного в форме гауптштурмфюрера СД. Рядом лежали парабеллум, боевые патроны, микрофотоаппарат с непроявленной пленкой и две зашифрованные записки, спрятанные в гильзе. На кителе гауптштурмфюрера красовались два Железных креста.