Далеко бегут мечты Мирсаида, дальше Сандук-горы и тех трёх вершин, за которыми прилепился у скал родной кишлак Чинар.
У дома, где живёт Степан, присел на лавочку.
Окно Степановой комнаты открыто. Мирсаид хотел позвать Степана, но из подъезда выскочила женщина — и к Мирсаиду.
— Ой, парень, ты случайно не дружинник?
— Дружинник.
— Ну, повезло мне. Ты только посмотри, что он делает, проклятый разбойник. Сил моих нету!..
Женщина впустила Мирсаида в квартиру, раскрыла перед ним ванную комнату. Там стоял ишак и мирно жевал в умывальной раковине буханку белого хлеба и шоколадные конфеты. Проделки Степана! Он сегодня утром ездил на ишаке в горы и вот завел его в квартиру. Конечно, назло хозяйке. Он что-то говорил о своей вредной соседке.
Мирсаид вывел ишака на улицу, отвел в сторонку и там привязал к столбику. Степанова соседка говорила:
— Безобразие! Я в милицию заявлю, в суд подам!..
Скоро появился и Степан. Соседка, увидев его, замолчала, а Степан как ни в чем не бывало принялся кормить ишака кукурузными хлопьями, сыром, конфетами. Мирсаид сказал Степану:
— Зачем ты ишака в ванную поставил?
Степан посмотрел в сторону квартиры, развел руками:
— Ишак в горах — первый друг человека. Пусть, думаю, посмотрит, как люди живут.
— Не валяй дурака, Степан! Это же хулиганство! Соседка на тебя в милицию заявит. В бригаде разговор будет.
— Где же стоять бедному ишаку? — отбивался Степан. — Во дворе тоже нельзя. Детская площадка. Вот покормлю сейчас — в кишлак отведу, к знакомому таджику.
В окрестностях Нурека ещё оставалось несколько саклей. Степана знали и в этих саклях. О нём говорили: «Хороший русский человек. Добрый». Любили его и в бригаде. Степан Садовая Голова — так называли его люди, приехавшие из Красноярска. Он ещё там, на строительстве Красноярской ГЭС, «откалывал номера». И хотя проделки его были беззлобными и даже забавными, всё-таки они нарушали привычный строй жизни и доставляли беспокойство. Однако Степан был большой мастер по ремонту землеройной техники, может быть, оттого многое сходило ему с рук.
— Пойди к хозяйке, извинись, не то в милицию заявит, — требует Мирсаид, помня о своих обязанностях дружинника.
К Степану у Мирсаида хорошее чувство; с тех пор как узнал парень, что Степан и не думает жениться на Зине и что нет между ними никаких других отношений, кроме дружеских, Мирсаид потеплел к Степану, потянулся к нему душой.
— Так иди к хозяйке, повинись.
— Никуда я не пойду! Отвяжись!
И Степан повел ишака к хозяину — через весь город повел, на виду всей публики.
Таков уж человек Степан. Не поймешь: то ли дурака валяет, то ли и впрямь так ему хочется. На то и прозвище у него — Садовая Голова.
В бригаде экскаваторщиков, первой внедрившей хозрасчёт, строгие, точнее сказать, суровые нравы. Машинисту Птичкину, не захотевшему менять подъемный трос и оставившему «грязную» работу товарищу, ничего не сказали ребята. Сняли лишь пятьдесят процентов премии. «Хочешь — работай, хочешь — уходи, твое дело, но знай: ты совершил подлость, и мы знаем это». Такой моральный приговор, хотя он и не был произнесен, оказался сильнее материального. Машинист рассчитался и уехал на другую стройку. На прощание своему товарищу он сказал: «В другом месте я так не сделаю».