— Да, хозяин.
Она поклонилась, коснувшись ладонями губ, и ее манера держаться полностью изменилась. Она была прирожденной актрисой и, когда выпрямилась, держалась как слуга, а не как принцесса, и, сталкивая дау в озеро и забираясь на борт, двигалась, как мальчик.
Сидя в разных концах маленького суденышка, они обогнули остров и увидели на материке деревню, до которой по воде миля. Но даже из такого далека на них были устремлены многие взгляды.
Хотя эти воды столь безграничны, что кажутся океаном, они в нескольких месяцах пути от Берега Лихорадок, и климат здесь, на высоком континентальном плато, более сухой и здоровый. Деревня Ганду вытянулась вдоль берега озера на несколько миль: здесь сосредоточена вся торговля Омана с материком.
Отсюда начинается долгий путь рабов к побережью.
Теперь стали видны больше десяти лодок и парусных дау, идущих к порту Ганду. Они уходили на сотни миль вдоль берега озера и теперь везут сушеную рыбу, слоновую кость, рабов, шкуры и гуммиарабик, собранные на диких просторах.
Когда Дориан и Ясмини приблизились к деревне, девушка с отвращением сморщила нос. Воздух был отравлен зловонием стоек для копчения рыбы и бараков с рабами.
На берегу Дориана встречали Башир аль-Синд, его главный помощник, и все советники. Ясси почтительно держалась позади, а Дориан сразу погрузился во множество дел и обязанностей, связанных с его положением, — долгом, о котором он на несколько драгоценных часов забыл на острове с Ясмини.
— Женщины прибыли, господин, — сказал ему Башир, — и купцы собрались, чтобы выслушать твои распоряжения касательно похода.
Дориан шел по деревне между бараками, набитыми рабами, среди шума, среди горя, так отличавшихся от красоты и спокойствия, которые окружали их с Ясмини совсем недавно. На главном соуке, на мягких стульях, под пестрыми шелковыми зонтиками, окруженные собственными свитами из стражников и домашних рабов, его ждали пять купцов. В руках этих людей сосредоточивалась вся торговля, проходящая через Ганду. Все это были набожные и образованные люди, речь их была культурной, комплименты, которые они рассыпали, цветистыми, осанка — достойной и благородной, и все они были исключительно богаты.
Но за то короткое время, что Дориан пробыл в Ганду, он увидел все варварство их занятия и проникся к ним презрением.
Дориан сам когда-то был рабом, но аль-Малик никогда не обращался с ним как с рабом, и потому, постоянно сталкиваясь с рабством во взрослой жизни, он мало о нем задумывался.
Большинство рабов, которых он знал, научились покоряться или вовсе родились в рабстве, и с ними почти всегда обращались бережно, как с ценным имуществом. Но со времени прибытия в Ганду он познакомился с жестокой реальностью рабства. Он вынужден был наблюдать за только что пойманными и приведенными рабами, а это зрелище было не из приятных.
Дориан разрывался между своим представлением о человечности и любовью к приемному отцу, калифу, и долгом перед ним. Он понимал, в какой мере благополучие и процветание государства зависят от этой торговли. И не уклонялся от обязанности защищать ее, но не находил в этом удовольствия.