– Ну? – спросил старик.

– Строятся! – сказал синеглазый воин.

– Решились, значит! – вздохнул старик.

– Они земли наши поделили, – хмыкнул синеглазый. – Всю ночь рядились, кому какая отойдет.

– Откуда ведомо?

– Григорий под утро вернулся. В шатре у них сидел.

– Впустили? – удивился старик.

– Ты же знаешь Григория! – засмеялся синеглазый. – С ромеями он ромей, с хузарами – хузарин, с немцами – немец. На всех языках говорит, к каждому подладиться может. Весь в батьку!

– Да, – согласился старик. – Алексий был такой.

– Выдал себя за латинского купца, из Киева изгнанного, наплел, как его обидели… – Синеглазый ухмыльнулся. – Те и рады слышать. А как поведал, что смоки от мора сдохли…

– Поверили?

– Так седмицу стоим, а змеев в небе не было. Как не поверить?

– Славно! – сказал старик. – Сколько их?

– Семь тысяч конницы и десять пехоты.

– Зятья с ними?

– Они ж не дурни! – хмыкнул синеглазый. – Тебя ведают. Хоть и грозил папа интердиктом, не пошли.

– Ну, и слава Богу! – перекрестился старик. – Не хотелось дочек вдовами делать. Все изготовили?

– Тын стоит, колючки ночью разбросали, – вмешался кареглазый. – Проверили. Копыто коню пробивает насквозь. Тот кричит и не идет. Первые ряды станут, задние напрут, строй смешается, тут только знай – бей!

– Вломим! – ухмыльнулся синеглазый. – Как татарам.

– Один такой вломил! – нахмурился старик. – Субудай едва не ушел.

– Так переняли!

– Ты, что ли?! – окрысился старик. – Хорошо, я сверху заметил.

– Будет тебе, батько! – вздохнул синеглазый. – До смерти попрекать станешь?

– Стану! – сварливо сказал старик. – Пока в розум не войдешь. Сорок скоро, а все как отрок. У самого дети, внуки вон скоро будут…

– Уже! – ухмыльнулся синеглазый.

Старик глянул пристально.

– Гонец затемно прискакал, – пояснил сын. – Не хотели тебя будить.

– Кто? – заинтересовался старик.

– Внучка.

– Вот! – всплеснул руками старик. – Я так и знал! За кого ее выдам? Дочек пристроил, женихов внучкам сыскал, а правнучку кому? Нет более королей в Европе! Которые остались, сплошь ледащие. Вон, в поле стоят. Пьянь да рвань!

– Пока подрастет… – успокоил синеглазый.

– Глазом не успеешь моргнуть, – сказал старик. – Давно сами под стол бегали? Что делать?

Он закачал головой, что-то бормоча себе под нос. Братья переглянулись и пожали плечами. Однако взгляды их, обращенные к отцу, светились любовью. Старик, словно почувствовав, поднял голову.

– Войско построили? – спросил жестко.

– Так! – подтвердил кареглазый. – Спереди – тын, за ним – пехота с копьями, конница по краям. Как только смешаются, конница обойдет и ударит с боков.

– После меня! – поднял палец старик. – Сначала стрелы бросим. Сам смоков поведу.

– Батька! – вмешался кареглазый. – Там самострелы тяжелые – специально от смоков. На повозках стоят. Григорий поведал: на четыреста шагов бьют! Мамка просила…

– Мамка, мамка, – передразнил старик. – Мамка ваша вечно над кем-то трясется. Сначала над вами, после над внуками, теперь престарелое дитя нашла. С самострелов и начнем: зенитки уничтожают первыми. После ударим по коннице. Без меня вы точно кого-то упустите. Они должны остаться здесь! Все! Как и татары. Крестоносцы, мать их!..