Клинику приступа нестабильной стенокардии пациент излагает как отличник на экзамене, но на кардиограмме никаких изменений нет. Такое случается. В первые часы инфаркта миокарда кардиограмма может не «успевать» за клиникой, изменения появятся позже, так что умные врачи ориентируются на клинику (разумеется, допуская возможность симуляции), а дураки — только на кардиограмму.

В моей скоропомощной практике был один случай, когда мне написал благодарность муж умершей пациентки. Это, знаете ли, довольно редкий случай, чтобы родственники умерших благодарности писали. Они все чаще жалуются. А дело было так. Приехал я по вызову к женщине шестидесяти лет на «плохо с сердцем». Клиника инфарктная, кардиограмма «чистая», состояние тяжелое. Поскольку я в ту смену работал один, без фельдшера, то не рискнул везти ее в стационар в таком состоянии (начала бы «ухудшаться» — рук для спасения не хватило бы), а вызвал «на себя» специализированную бригаду интенсивной терапии, в просторечии — «битов». Те приехали, я им сдал пациентку и уехал. А «битовский» врач решил, что раз кардиограмма «чиста», то и инфаркта нет. Снял мой диагноз инфаркта, поставил вместо него простую стенокардию, сделал укол и уехал. А пациентка спустя два часа умерла. При вскрытии был обнаружен острый трансмуральный (крупноочаговый) инфаркт миокарда нижней стенки левого желудочка. Муж умершей написал жалобу на «битовского» врача и благодарность мне…

Но вернемся к нашему сорокалетнему мужчине.

Зачем может понадобиться симулировать приступ стенокардии сорокалетнему мужику? Призыв ему давно не грозит. Военные сборы? Но дело было в середине декабря, а я ни разу не слышал о том, чтобы кого-то призывали на сборы в это время. Прогулял работу? Но, по его словам, он был сегодня на работе и отпахал смену от звонка до звонка. К тому же рассказывает, что заболел только что, а не с утра. «Косари-прогульщики» всегда заболевают с утра, и так сильно, что врача им вечером вызывают вернувшиеся с работы родственники. Сами они до телефона дойти не могут. До туалета — могут, а до телефона — нет, такой вот парадокс. И затем, на том основании, что они заболели с утра, они требуют выдачи больничного листа «задним числом».

Но дело не в этом, а в том, что я отверг все возможные поводы для симуляции и решил госпитализировать пациента с диагнозом «нестабильная стенокардия». Фельдшер пошел за носилками, а пациент со словами: «Да что вы, я пешком спокойно дойду» — ломанулся в прихожую одеваться. Я ринулся за ним (навидался, как и куда они «сами доходят») и обратил внимание на то, что первым делом мой пациент выключил в прихожей свет.

Ау, доктор Ватсон! Какие будут предположения?

На закономерный вопрос «Зачем?» был получен ответ: «При свете любой дурак одеться сможет, а я не люблю чувствовать себя дураком!»

В голове моей, как принято выражаться, молнией сверкнула догадка. Взяв пациента под локоток, я вернул его на диван и, глядя в его бесстыжие глаза, спросил страшным голосом: «В психоневрологическом диспансере на учете состоите?!!»

Пациент кивнул — состою, мол. «Шизофрения у него, — встряла жена. — Вот сегодня опять голоса слышать начал. А в психушке разве лечат? Накачают каким-то г. ом, и лежишь бревном. Вот мы и подумали, что лучше бы ему в обычную больницу лечь, к нормальным докторам…»