Теперь надо выждать несколько дней. Но так или иначе, для начала необходимо понравиться Дикки. Во что бы то ни стало.

Том переждал три дня. На четвертое утро, ближе к полудню, он пошел на пляж и нашел Дикки в одиночестве на том же месте, где и в первый раз, — у серых скал, глубоко заходивших на пляж с суши.

— Привет! — окликнул его Том. — А где Мардж?

— Здравствуй, здравствуй. Мардж, наверное, заработалась. Она придет.

— Заработалась?

— Она писательница.

— Вот это да!

Дикки затянулся итальянской сигаретой, которую держал в уголке рта.

— Куда ты запропастился? Я думал, ты уехал.

— Приболел, — сказал Том небрежно, бросив свое свернутое полотенце на песок, однако же не слишком близко к полотенцу Дикки.

— Наверное, расстройство желудка, как поначалу у всех, кто сюда приезжает?

— Витал между жизнью и туалетом, — улыбнулся Том. — Но теперь в полном порядке.

Он и вправду был все это время так слаб, что даже не выходил из гостиницы, но зато ползал по номеру вслед за лучами солнца, падавшими на пол из окон, чтобы в следующий раз появиться на пляже уже не таким белым. Остатки своих слабых сил посвятил изучению итальянского разговорника, купленного в холле гостиницы.

Том спустился к морю, уверенно вошел в воду до пояса и стал плескать себе на плечи. Зашел поглубже, до подбородка, немножко подержался на воде и вышел на берег.

— Я хотел бы угостить тебя виски у себя в гостинице перед ленчем, — сказал Том, — И Мардж тоже, если она придет. Вообще-то хочу отдать тебе халат и носки.

— А, конечно. Спасибо. Я с удовольствием выпью. — И Дикки снова уткнулся в свою итальянскую газету.

Том растянулся на полотенце. Часы в деревне пробили час.

— Похоже, что Мардж уже не придет, — сказал Дикки. — Пожалуй, мне пора.

Том встал. Они направились к «Мирамаре». За всю дорогу обменялись лишь двумя словами: Том пригласил Дикки на ленч, а тот отказался, дескать, прислуга уже приготовила ленч дома. Они поднялись к Тому в номер, и Дикки примерил халат и приложил носки к своим босым ступням. И халат и носки оказались впору, и, как и предвидел Том, Дикки пришел в восторг от халата.

— И еще вот это. — Том вынул из ящика комода квадратную коробочку в аптечной упаковке. — Твоя мать посылает тебе капли для носа.

Дикки улыбнулся:

— Они мне больше не нужны. У меня был гайморит. Но я возьму их, чтоб у тебя не валялись.

Теперь Дикки получил все, и Тому больше нечего было ему предложить. Сейчас, он знал, Дикки откажется с ним выпить. Он проводил Дикки до двери.

— Знаешь, твой отец ужасно переживает из-за того, что ты не возвращаешься домой. Просил поговорить с тобой, вразумить, чего я, конечно, делать не собираюсь. Но все же что-нибудь ответить ему я должен. Я обещал написать.

Дикки, уже взявшись было за ручку двери, обернулся:

— Не знаю, что папаша себе вообразил. Что я тут спиваюсь или еще что. Может, и слетаю домой на несколько дней этой зимой, но оставаться там не собираюсь. Здесь мне лучше. Если я вернусь насовсем, папаша начнет приставать, чтобы я работал на его верфи. Не даст заниматься живописью. А я люблю заниматься именно живописью и ничем другим. И хочу жить своим умом.