– Да бог с вами! – Маша хотела отпихнуть деньги, не удержалась, взяла. – А магазин направо, через дом.

– Маша, вы квартиру приберите и заприте. Алексей ночевать не будет, я его уведу.

– Да он уже почти не ходит…

– Значит, унесем. Я не прощаюсь, днями зайду. – Гуров кивнул и вышел.

И магазины такие Гуров видел, раньше их было в Москве предостаточно. И посетителей знал. Лица серые, зеленые, красные, ну и запах, конечно. Люди, не люди, словно из фильма ужасов. Он прошел сквозь «тройки» и «четверки», которые, дрожа, распивали красное вино. Сыщик двигался медленно, оглядываясь, на него налетел небритый детина, тяжело выдохнул:

– Дай червонец.

– Не дам. – Гуров отстранил пьяницу, но тот вцепился в руках.

– Жалко, да?

– Отстань, не жалко. – Гуров хотел идти дальше, думая враз и об Алексее, и обо всех этих людях, и о правителях.

– Коли не жалко, чего не даешь? – не отставал алкаш.

– Лешку Колесникова знаешь? – спросил Гуров.

– А то. Но у Лешки нету, он сам с похмелья загибается.

– Отведи к Лешке – получишь червонец, – отрезал Гуров.

– Обманешь, – гундел алкаш.

– Ты хочешь по харе или червонец? – Гуров железной рукой схватил алкаша за отвороты куртки. – Веди, сука! Иначе в этой жизни ты опохмелиться не успеешь.

Алексей Колесников, бывший директор цирка, грозный Капитан, сидел в подсобке и, обхватив стакан двумя руками, пытался отхлебнуть жидкий чай.

– Глотай, милок, полегчает, – говорила стоявшая рядом уборщица. – А на портвейн у меня нету. – Она перекрестилась. – Разве ж я бы отказала божьему человеку? Я щас тебе валерьяновку достану.

Гуров приятеля узнал, тряхнул за плечо.

– Здорово, Леша!

Глаза у Алексея заплыли, и, чтобы взглянуть на человека, ему приходилось запрокидывать голову. По бессмысленной мути в глазах Гуров понял, что Колесников его узнать не способен. Он оставил приятеля в покое, пошел в отдел, где торговали водкой и коньяком, здесь не было ни покупателей, ни продавца. Лишь один браток с литой шеей и бритым затылком грохотал кулаком по прилавку и выплевывал разные слова. Гуров молча встал рядом.

Неизвестно откуда выскочила дородная женщина в халате.

– Витун! Милок! Тута я! Ну отошла на чуток. Тебе чего?

– А ты не знаешь! Подшипники горят, а тебя, стерва, на месте нет! – Он шлепнул на прилавок сотню, прижал грязной ладонью. – Мою персональную! И откроешь, я глотну! И смотри, если самопал задвинуть захочешь, удавлю.

– Бог с тобой. – Продавщица нагнулась, вытащила из-за ящиков бутылку коньяка.

Мальчонка сорвал пробку золотыми зубами, глотнул, на секунду застыл, затем снял руку с сотенной купюры, довольно кивнул, глотнул еще. Гурову надоело ждать, но он стоял молча, зная: здесь могут порвать на куски, и никакая сила и ловкость тебе не помогут. Наконец Витун забрал сдачу, сунул бутылку в карман и отошел. Сыщик не умел разговаривать грубо, но знал, что иначе его не поймут и начнется базар.

Он так же прилепил ладонью сотню и, глядя мимо продавщицы, сказал:

– Коньяк из того же ящика, смотри не ошибись.

Продавщица быстро глянула на незнакомого мужика, на его застывшее лицо и недобрую улыбку, запричитала, но вновь нагнулась, подала бутылку, торопливо отсчитала сдачу.