Так же просто оказалось и с когтями. Тут я не стал изобретать ничего кардинально нового, а взял за основу пятипалую человеческую ладонь. Где-то утолщая кости, где-то удлиняя суставы, а где-то добавляя толстые сухожилия, я сотворил настоящее холодное оружие, которым можно было рвать даже бронированные танки, словно бумажные поделки.
Чуть сложнее оказалось с хвостом. У меня далеко не сразу получилось сотворить длинное и достаточно подвижное продолжение позвоночника, которое могло бы облегчать не только передвижение на суше и под водой, но и стать еще одним оружием ближнего боя. Чтобы им можно было не просто атаковать врага, нанося хлесткие удары, но и обездвижить его, сдавливая подобно анаконде. Однако вскоре покорилось мне и это. Для большей эффективности я еще добавил несколько прямых шипов, которыми можно было лишать чужих Морфов зрения и слуха, протыкая их органы чувств. Такое решение должно было многократно усилить преимущества моих Измененных вообще над любой формой жизни или смерти.
Очень долго я буксовал на месте, когда пытался воплотить задумку ученных относительного всего остального скелета Измененных. Это давалось мне крайне тяжело, потому что моих знаний анатомии животных оказывалось явно недостаточно для таких обширных преобразований. Над этим я корпел дольше всего остального, постепенно перебирая варианты с разной толщиной костей. Затем я долго перемещал ребра жесткости по их поверхности для придания скелету большей прочности, и пытался подобрать оптимальную форму грудной клетки, которая не стала бы мешать во время схватки на бешеной скорости, а наоборот бы дополняла возможности моих Морфов.
На этих экспериментах я израсходовал еще почти десяток заключенных, обращая их в перекореженные и перекрученные подобия больных деревьев. Только спустя несколько десятков часов я сумел хоть немного увериться в своих силах, и посчитать, что готов приступить к преобразованию первого добровольца.
И начать этот процесс я решил с погибшего генерала. Почему-то мне казалось, что допусти я ошибку именно на нем, то это не оставило бы на моей совести столь глубоких черных язв и отметин, как в случае с любым другим добровольцем. Ведь в отличие от остальных, он свою жизнь завершил самостоятельно, без моего прямого участия. Да, хоть косвенно я и послужил причиной его смерти, но все-таки свой роковой узел на шее он затянул самостоятельно. Не самое надежное оправдание для меня, конечно, но я был благодарен судьбе хотя бы за такое.
Когда нервные военные, пребывающие в полном ужасе от вида чудовищных результатов моих изысканий и от вида того, что я здесь творил с людьми, утащили мой очередной уродливый «черновик», место рядом со мной занял Амелин. За минувшие дни я влил в себя литров, наверное, десять, Колы, но все равно продолжал наслаждаться каждой каплей этого напитка, словно это было в последний раз. Газировка стала моим настоящим якорем, моим кнехтом, к которому я надежно пришвартовался, чтобы течение мрака не уносило меня в глубины своей бездны. Я и раньше замечал, как она воздействует на меня, еще тогда, когда ступал на первые ступеньки бесконечной лестницы, ведущей во тьму природы моего Дара, но сейчас сумел уяснить это окончательно. Не будь в «пыточной» ящиков с Колой, то даже дьявол не смог бы поручиться за то, кто вышел бы из этих стен вместо меня.