– Но… как же так? – Почти жалобно прошептал он. – Мы ведь с малым с самого детства вместе… Как же я его оставлю?

Глаза обоих братьев немного увлажнились, но ни один из них не позволил слезе прорвать запруду век. Только лишь взметнувшаяся черным торнадо тоска, отчетливо видимая мне одному, выдавала ту боль и отчаянье, что испытывала эта парочка при мысли о том, что им никогда уже не суждено будет увидеться.

Младший вдруг повернулся к своему родственнику и заключил того в крепкие объятья. Они долго стояли под тысячей взглядов, а аккомпанементом их прощанию было абсолютное молчание. Многие в зале переживали эту сцену не менее болезненно, как если бы это их брат решил принести себя в жертву ужасному Аиду. И сейчас в помещении закручивалась настоящая воронка из горечи, грусти и скорби, сгущающая царящий здесь полумрак. Собравшиеся максимально полно прониклись напряженностью этого момента, но не знали, как можно выразить парням свою поддержку и участие, а потому гнетущее молчание никак не рассеивалось.

Но вот, наконец, братья разомкнули объятия и встали напротив, крепко держа друг друга за плечи.

– Прощай, малой…

– Не кисни, – попытался улыбнуться младший, – не последнюю жизнь живем…

Затем доброволец опустил руки и отступил, начиная отдаляться от своего родственника. А старший брат, глядя в его спину, резко вскинул руку и судорожным жестом утер все-таки выступившие слезы, но со сцены так и не ушел. Вместо этого он затянул какую-то песню, слова которой показались мне смутно знакомыми, но вспоминал я их только тогда, когда они срывались с его языка.

– Дует ветер ледяной в нашу сторону, – тянул мужчина, до хруста стискивая кулаки, – И кружат над голово-ой птицы-вороны…

– Отчего-о же, отвечай, нам так весело? – Чей-то низкий бас из зала поддержал песню, и теперь звучал вместе с пением мужчины, уже фактически потерявшего своего брата.

– Просто песня ту печаль перевесила…

– Когда мы вместе, когда мы поём… Такое чувство, что мы никогда не умрем!

Хор голосов становился все объемнее и плотнее, как оказалось, многие знали слова этой песни. И с каждой секундой она звучала все мощнее и проникновеннее, пронзая своим смыслом само сердце. Это и стало той поддержкой, которую собравшиеся оказывали своим идущим на смерть товарищам. Они вкладывали в пение свою душу, показывая, насколько они гордятся подвигом соратников, их смелостью и мужеством. В какой-то момент, меня захлестнуло волной этого буйства и я, кажется, тоже присоединился к ним.

– У меня сейчас внутри бочка пороха, только спичку поднеси – будет шороху! А душа моя сама к небу просится! То что сводит нас с ума, то и по сердцу!

На финальных строках гром голосов стал настолько сильным, что по полу сцены пошла вибрация, будто от огромной концертной аппаратуры. Меня словно бы растворило во всеобщем исступлении, и на короткий миг я даже позабыл, кто я, зачем я здесь, и что вообще происходит. Существовала только Песня, и мы все должны были ее допеть!

– Это больше, чем я, это больше, чем ты, это теплое солнце и ночью, и днем! Это наша любовь, это наши мечты,