— Хотел узнать, дозор выставлять будем?
Тархан отмахнулся:
— К чему? Мы десятком прошлись по трем селам полян, и никто против слова не сказал. Смирились поляне. Не напали, а могли бы и убить, но сюда не придут. Будут высматривать пыль с дороги, когда поедем домой. Переход до главного стана недлинный, но по лесу. Сначала двинемся по дороге, потом свернем на тропу. А как идти по лесу, сам знаешь. Пусть воины отдохнут. Как будет готова еда — ужинаем, и по шалашам. Не забудь мне перед сном отвару дать. Ноет спина сильнее обычного.
— Может, зельем змеиным растереть?
— Нет, — поморщился тархан, — то умеют только нежные руки наложницы.
— Когда это будет.
— Ничего, отвар покуда помогает.
— Сделаю, господин, все что надо у меня в запасе большом.
— Ну и хорошо.
После трапезы вечерней и молитвы хазары улеглись в шалашах. Тархан, болышчы и Джабу расположились в шатре.
Авартук подал Ильдуану чашу с отваром, куда заварил и травы сонной. Тархан ничего не заметил, выпил, лег на лежанку из овечьих шкур, сунул под голову суму. Оружие и доспехи рядом. Уснул.
Болышчы задул огонь в плошке.
Ночь выдалась светлая.
Как все утихло, Авартук подал знак сыну тархана.
Они вышли на улицу. Авартук спросил:
— Ты с Добаком договорился?
— Да.
— Он должен сюда подойти?
— Нет, будет ждать у оврага.
— Правильно. Тогда иди к табуну. Кони стреножены, охраны нет. Возьми мешки для морд лошадиных да ремни для красавицы, выводи коней лощиной. Далее…
Джабу прервал помощника:
— У меня хорошая память, Турис.
— Ну тогда удачи тебе, молодой господин.
Джабу забрал мешки, ремни, веревки, сложил в небольшую суму, надел пояс с саблей и скрылся среди кустов, за которыми на поляне жевали траву довольные долгожданным отдыхом кони.
Джабу выбрал своего коня и коня Аваза. Повел их в обход лагеря к лощине, по ней вышел к оврагу.
Добак вылез из кустов, напугав коней и самого Джабу.
— Шайтан! Ты как нечисть. Откуда взялся?
— Из кустов.
— А подать сигнал не мог?
— На что? Все хорошо же.
— Что у тебя из оружия?
— Дубина.
— Дубина? А сабля?
— Мы же не с полянами биться идем, и дубина сгодится. Ею, если ударить слегка, и не убьешь, и не покалечишь, а сознания лишишь.
— Ладно, тебе видней. Пошли.
К полуночи хазары вышли к месту засады…
Болышчы оказался прав. Вавуле и Ведане не спалось. Им хотелось близости, но в доме этим не займешься, да и на селе не спрячешься. Кто-нибудь да увидит, потом смеяться будут. Посему решили пойти на реку.
До кустов не дошли, никого нет, разделись, ополоснулись в реке и легли на теплый еще песок. И мир для них перестал существовать.
И так почти до полуночи. Насладившись друг другом, встали нагими.
Вавула надел штаны. Спросил у невесты:
— А ты чего не одеваешься?
— Ты иди на село, родной. А я покуда задержусь.
— Зачем, милая?
— Не догадываешься?
— Купаться будешь?
— И купаться тоже.
— Ну и я тогда.
— Купайся, подожду.
— Отчего не вместе?
— Я потом. Мне надо, Вавула. Иди домой и ложись, я управлюсь и приду. Дорогу знаю, собаки ко мне принюхались, не тронут. Приду и под бочок к тебе лягу.
— Ну, коли так…
— Почему сомневаешься? Хазары в своем лагере. Отец ведает, что я здесь, и уже смирился, что убежала с тобой. Кто меня тронет? Разве что водяной? Но он в омуте сидит, а Купалы день прошел.