Муж бросился к ней и вывел в спальню. Вернувшись на кухню, он прикрыл за собой дверь и, уже не спрашивая, налил Ивану полстакана водки.

– Выпей, – повелительно сказал он. – Выпей, выпей, ничего, тебе надо. А я расскажу, что тут у нас случилось.

Иван взял стакан, понюхал и с грохотом опустил его на стол. Его лицо исказила мука, он сглотнул и прошептал:

– Не буду! Не могу!

– А, завязал? Может, зашился или что-то принимаешь?

Не дождавшись ответа, сосед сам приготовил себе еще одну порцию медовухи. Он пил ее весь день и к вечеру напивался в стельку.

– Твои умерли двадцать седьмого октября, – сдержанно сообщил он, протягивая Ивану сигареты.

Тот взял одну и закурил, бессмысленно глядя в стол. Слушает он или нет – невозможно было догадаться. Но соседа это не волновало. Он считал своим долгом рассказать Ивану, как погибли его жена и сын. И он это делал – обстоятельно, не упуская ни одной детали. Он рассказал и про то, что у Кати украли картину. Описал со слов жены воровку, посетовал, что вот какие времена, даже дамы в соболях и бриллиантах воруют. Что уж говорить о тех, кто победнее! Рассказал, что пожар удалось потушить в самом начале благодаря бдительности Вали, так что квартира Ивана, можно сказать, в прежнем виде.

Надо ему пойти к следователю и заявить о себе, мол, вернулся, чтобы сняли печати.

– Еще есть одна неприятная новость, – продолжал сосед, уже с трудом ворочая языком. – Тетку Катину тоже убили. Ее-то – вчера вечером. Весело мы тут живем, да?

– А ее за что? – глухо спросил Иван. Он пристально смотрел на пьяного соседа.

– Откуда я знаю за что? Обокрали. Все твои картинки украли. Все вынесли – подчистую.

Неожиданно Иван поднялся из-за стола. Не обращая внимания на крики соседа, вышел из квартиры, подошел к своей двери и сорвал все печати. Бумажки он бросил на пол. Сосед в панике восклицал:

– Квартира опечатана! Это же против закона!

– Это моя квартира, я имею право туда войти, – мрачно ответил Иван. Это была самая длинная фраза, которую он произнес за весь вечер.

Дверь за ним захлопнулась, сосед махнул рукой и вернулся к себе. Целый час они с женой обсуждали, как же им быть. Сообщить следователю, что Иван Корзухин вернулся? Пойти к Ивану, чтобы не оставлять его там одного? Мало ли что он может над собой сделать! Кончилось тем, что Валентина Георгиевна набрала номер его телефона. Иван почти сразу взял трубку, а услышав ее голос, коротко попросил оставить его в покое, так как он ложится спать. Женщина опустила трубку и растерянно пробормотала:

– Что за человек… Какой бесчувственный!

А человек, которого она обвиняла в бесчувствии, сидел в это время за расшатанным, испачканным масляной краской столом и плакал, не зажигая света. Он не всхлипывал, не причитал, не рвал на себе волосы. Слезы текли сами собой, он даже не замечал их, пока не дотронулся до щеки ладонью и не удивился, почему она мокрая. Света он так и не зажег. Но в квартире было не очень темно – над проспектом тянулись высоко подвешенные фонари, и их оранжевый свет достигал окон шестого этажа.

Мужчина ясно видел, как разорена и неуютна его квартира. В ней почти не осталось мебели, а то, что осталось, надо бы выбросить на помойку. Шторы на окнах распадутся в клочья – стоит только попытаться их задернуть. В углу валялся истоптанный до основы коврик – жалкий остаток прежнего уюта.