Все что мог, я сделал. Я мыслил, что вот сейчас пройду, дальше у меня будет медицина, дальше я должен буду заканчивать здесь свои дела, продавать все, что у меня было. Если не дадут, я бы попытался сделать себе рабочую визу в Штаты и поехал бы туда. Это у меня как бы запасной вариант, детали я не планировал. То есть я был довольно уверен в позитивном исходе.

– Как долго длилось интервью? Были ли каверзные вопросы?

– И у жены, и у меня, у нас обоих было интервью и на английском, и на французском. В моем случае из часа, что я там провел, разговаривая с офицером, наверное, минут сорок пять я по-французски говорил, минут пятнадцать – по-английски.

Я даже где-то на эмигрантском форуме публиковал свой отчет, там эмоции прут в тексте (смеется). Офицер была очень хорошая женщина, лет, наверно, пятидесяти. Интервью было очень спокойное, вежливое. Она меня пригласила, говорит: «Садитесь! Как у вас дела? Что вы вчера делали? Как вы нашли наш офис?». Расслабляющие, простые вопросы вначале.

Потом пошли вопросы по документам: где я учился, что я делал на дипломном проекте, что делаю на работе. Рассказать поподробнее про проекты. Изучила мои документы, сколько я получаю и так далее.

В постсоветском пространстве очень много зарплат как бы «втемную», в конвертах. В фирме, где я работал все было «вчистую», в открытую. Она в документы посмотрела: «О, хорошо! А почему Вы хотите уехать, если у Вас хорошая зарплата?». Было больше не как интервью, а как беседа: «Ну, как у Вас дела? – А у Вас как дела? Как Вам Молдова? Попили ли Вы нашего вина?».

Мы с ней поговорили где-то час. Она пару раз прыгнула с французского на английский, с английского на французский. В этих моментах мне немножко тяжело было, потому что оба языка неродных, тяжело вот этот момент переключения. Первые пять минут я машинально вспоминал слова не на том языке. Мне немножко тяжело было, но она сказала: «Это все нормально, не парься. Если вдруг пару слов вставишь английских во французский язык, или наоборот – ничего страшного». То есть все было довольно спокойно и вежливо.

Потом она мне сказала: «Вы приняты! Хорошего Вам эмиграционного процесса, удачи Вам и так далее». И все. Не было ли опасений по «медицине»? Насчет медицины я вообще не волновался. Медицина там простая. Там кровь проверяют и флюорографию делают, снимок легких. Никаких таких проблем не было.

С момента отправки документов до интервью где-то семь месяцев было. После интервью еще около года. То есть в общей сложности где-то полтора года. Раньше было быстрее. Сейчас вот друг приехал по этой же программе, у него это было почти два года.

– Какие были две самые большие трудности, и как ты их преодолел?

– Трудности? Здесь, в Канаде, найти первую работу. Опять же, не сказать, что это трудность, я просто много чего не знал, и кое-что неправильно делал. Торговался не совсем правильно. Из-за этого первая зарплата, может, была хуже, чем могла бы быть. Дом, таунхаус, купить здесь достаточно сложно. Потому что цены очень бешеные и спрос очень-очень серьезный. Сложно даже не из-за цен. Процент по ипотеке тут очень низкий. Низкий для меня, для моего менталитета. Вот у меня сейчас чуть больше двух процентов ипотека. У некоторых даже есть меньше двух процентов. Я никого не знаю, у кого была бы больше трех, у всех меньше трех. Меня удивляет, что так низко, потому что, откуда я приехал, там таких процентов нет. Там начинается все с 13—15%, где-то так. Не знаю, очень ли это хорошо, потому что, чем ниже процент, тем больше покупательная способность. По сути, все могут купить себе дом. Минимальная сумма первого платежа – пять процентов от стоимости недвижимости. Пять процентов накопить нелегко, но можно. Но покупательная способность очень высокая, и цены растут, и растут, и растут.