— Твое имя – как первый пушистый снежок…
Василиса, подскочив от нетерпения на стуле, тут же подхватила:
— Твое имя – как ток, электрический ток…
А дальше не пошло. Они сидели, уставившись друг на друга, молчали. В тишине, в этой творчески–напряженной долгой паузе с наморщенными лбами, с крутящимися нервно в руках карандашами возник вдруг из дверного проема твердый и насмешливый мужской голос, заставивший их всех одновременно вздрогнуть и дружно повернуть к нему головы:
— Твое имя – как прерий душистых цветок?
Жилец Саша стоял в дверях, улыбался им весело и скромно, словно извиняясь за свое такое нахальное вторжение в начавшийся творческий процесс. Перед собой на весу он держал прозрачный пакет–маечку с продуктами – поужинать человек решил, что тут такого…
— Как вы сказали? – хлопнул в него растерянно ресницами Петька. — Цветок прерий?
— Ну да…
— Ой, не могу! Бабушка, ты слышала? Колокольчикова — цветок прерий!
Петька вдруг смачно покатился со смеху, потянув за собой и Василису с Ольгой Андреевной. А через минуту они смеялись уже все вчетвером – больше над Петькой, конечно, так забавно отреагировавшим на этот Сашин перл:
— Ой, не могу! Прерий душистых цветок… Лилька Колокольчикова – цветок прерий…
— Так зато в рифму попал… — попыталась неуверенно защитить Сашину версию стихов для Колокольчиковой Ольга Андреевна, тоже нахохотавшись до слез. - И очень даже хорошо звучит, и романтично даже как–то, будто из пятидесятых моих годов… Чего ты, ей богу, Петенька…
Отсмеявшись, они все дружно уставились на Сашу, так и стоящего в дверях со своим пакетом–маечкой.
— Мы вам не помешаем? Вам же поужинать надо… Может, нам в комнату уйти?
— Нет! – выставил вперед руку, улыбаясь, Саша. – Что вы, ни в коем случае! Никогда себе не прощу, если прерву грубо такой чудесный творческий порыв!
Василиса и Ольга Андреевна переглянулись и снова рассмеялись дружно, словно одобряя между собой то обстоятельство, что жилец им , слава богу, достался с нормальным и совершенно здоровым чувством юмора. А Петька больше не смеялся. Как завороженный, не мигая и открыв даже рот, он уставился на упаковку сарделек, выуженных Сашей из своего мешка и небрежно брошенных на кухонную столешницу около плиты. Петьке было ужасно стыдно, но он никак, ну никак не мог оторвать от этих сарделек глаз. Они лежали в своем вакууме так заманчиво–притягивающе, слепившись толстомясыми розовыми боками, и так вдруг ему хотелось разорвать в секунду обволакивающую их пленку и вонзиться в них зубами… Он громко и судорожно сглотнул вмиг накопившуюся во рту слюну и, встретившись с Сашей глазами, быстренько и стыдливо отвел взгляд в сторону. Саша только моргнул растерянно в первую секунду, будто прошил его этот мальчишеский взгляд насквозь…
— А вы знаете, уважаемые хозяева, я ведь жилец в некотором роде проблемный! — Громко проговорил он, тут же придя в себя и обращаясь нарочито–специально будто бы только к Василисе и Ольге Андреевне. – Мне, знаете, в одном вопросе очень ваша помощь потребуется…
— Да? — тут же уставились на него озадаченно они. – И какая? Вы говорите, не стесняйтесь…