Беркли подергал галстук.

– Как поживают… хм… твои родители?

Харт сверкнул улыбкой.

– По-прежнему в ярости, конечно, даже несколько месяцев спустя. Вы с Сарой хорошо придумали – остаться на севере на целую зиму. Дали отцу и матери время остыть.

Гнев отца из-за скандала, который запятнал честь семьи, и из-за того, что дочь вышла всего лишь за виконта, а не за маркиза, правую руку принца-регента, едва ли схлынул за зиму, но говорить об этом Беркли было совсем ни к чему.

Откинувшись на спинку кресла, виконт положил лодыжку в шелковом носке на колено, прикрытое идеально отглаженной брючиной, и покачал головой.

– Родители так и не успокоились, да?

Харт остановил лакея и приказал принести еще один бренди.

– Не переживай. Они будут вести себя прилично. Ради Сары.

– Ну, хоть так. Ты это серьезно насчет еще одного бренди?

– А что тебя удивляет? – Харт поскреб заросшую щеку. Этим утром он жутко опаздывал, поэтому не стал ждать, когда проспится его вечно пьяный камердинер, чтобы побрить его. Господи, этот человек пьет даже больше, чем он! Такого с бритвой в руке близко нельзя подпускать к своему лицу. – Кроме того, сегодня у меня есть повод выпить.

– Неужели? – Беркли подтянул манжеты. С тех пор, как Сара научила его одеваться прилично, виконт был исключительно внимателен к своему костюму. – Что за повод?

– Я женюсь.

В качестве аккомпанемента своему непостижимому высказыванию Харт издал протяжный стон.

Брови у Беркли поползли на лоб, и, отставив чашку, он приложил ладонь к уху.

– Пардон? Должно быть, я ослышался? Мне показалось, что ты произнес слово «женюсь».

Вернулся лакей и Харт, выхватив у него бокал с бренди, одним глотком выпил сразу половину, а потом процедил сквозь стиснутые зубы:

– Все верно.

– Ты? Женишься? – Беркли в таком недоумении захлопал глазами, словно услышал что-то непотребное.

– Да, я! Да, женюсь! – Решительно кивнув, Харт сделал очередной вселяющий мужество глоток бренди.

– Э… И кто она – эта… хм… счастливица? – Беркли поднес чашку к губам и сделал глоток, словно горячий чай мог уберечь его рассудок.

– Пока никаких идей на этот счет, – покачал головой Харт, всерьез раздумывая, не заказать ли еще одну порцию бренди: не будет ли это воспринято как проявление дурного тона? Вполне вероятно.

– Теперь я вообще ничего не понимаю, – совсем растерялся Беркли.

Харт, наслаждаясь моментом, сделал еще глоток.

– Я пока не имею в виду какую-то конкретную девицу, а всего лишь объявил отцу, что подумываю о женитьбе. Раньше при одной мысли об этом меня начинало мутить.

– Тогда что же заставило тебя так измениться?

Харт прошелся растопыренной пятерней по волосам. Истина заключалась в том, что, испытывая отвращение к браку в данный момент, не мог же он ходить в холостяках вечно. Придет время, и ему придется самому затянуть на шее эту петлю и дернуть за веревку. Женщины ненадежны, а брак – это не что иное, как взаимовыгодный обмен. Даже его папаша неоднократно высказывался по этому поводу и во всеуслышание, что их с матерью Харта связывает все, что угодно, только не любовь. Такая участь ожидает и его самого – сосуществование с целью произвести на свет следующего графа Хайфилда. Пусть так, но тогда зачем удивляться, что он оттягивал этот шаг, как мог?