Теперь у меня осталась нижняя часть — две кости предплечья, кисть и запястье, все одним куском. Я перехватила ее у локтя и давай отмахиваться от змей.
— Эй, уходите давайте! — говорила я, шлепая их костями. — Сдайте назад, эй, вы! — Удавалось неплохо, вот только от всей этой суматохи они зашевелились проворнее, как я поняла. Стараясь не подпускать их к себе, я их только раззадоривала! Двигались они очень медленно, но их было так много, что за всеми не уследишь.
От каждого удара руку мне обжигало болью, а можете себе представить, что удары эти были не сильные, змей не убивали. Я и не собиралась. Мне нужно было их только не подпускать — и чтоб за спину не заползли. Размахнуться я могла градусов на сто восемьдесят, а то и меньше, поэтому, если они ко мне с тылу подберутся, тут-то мне и придет «каюк».
Сверху донесся шум. Посыпались песок и камешки.
— Помогите! — как закричу. — Я здесь, внизу! На помощь! — А сама думаю: «Слава Богу. Кто-то появился. Скоро меня вытащат из этой преисподней». На камень у меня перед носом что-то плюхнулось. Кровь. — Скорей! — кричу я. — Тут кругом змеи и скелеты!
Сверху отвечает мужской голос:
— А к весне, готов руку дать на отсечение, одним больше будет! Маленьким и тощим!
То был голос Тома Чейни! Недостаточно хорошо, стало быть, я его убила! Он, видать, склонился над краем, и кровь капала из его раненой головы.
— И как тебе там нравится? — с издевкой спрашивает он.
— Скинь мне веревку, Том! Ты ж не такой мерзавец, чтобы меня тут бросить!
— Так, говоришь, не нравится?
Тут наверху крик раздался, возня — и жуткий хруст: то приклад винтовки Кочета Когбёрна размозжил раненую голову Тома Чейни. Меня просто завалило камнями и пылью. Свет померк, и я увидела, что прямо на меня сверху несется что-то крупное — тело Тома Чейни. Я отклонилась назад как могла, чтобы меня не ударило, но все равно рухнул он в опасной близости.
Он упал прямо на скелет, сокрушив его собою и запорошив мне все лицо и глаза грязью, а озадаченные гремучки разлетелись во все стороны. Всю меня окружили, и я по ним заколотила с таким самозабвеньем, что тело мое провалилось в дыру. Всё!
Нет! Задержалась! Я шатко висела в воздухе, держась подмышкой за кость. Мимо лица моего полетели мыши — снизу, будто воробьи с кроны дерева на закате снялись. Над дырой теперь у меня оставались одна голова, левая рука и плечо. Я висела под очень неудобным углом. От моей тяжести кость прогибалась, и я молилась, чтоб она выдержала. Левая рука у меня затекла, я ею держалась изо всей силы, чтоб не упасть, поэтому от змей оберегаться не могла.
— Помогите! — кричу опять. — На помощь!
Сверху громыхнул голос Кочета. Исполнитель спрашивает:
— Ты как там, ничего?
— Нет! Плохо! Скорей!
— Я веревку тебе спускаю. Обвяжись под мышками и узел получше затяни!
— Я не смогу с веревкой! Надо спуститься и мне помочь! Скорей, я падаю! У меня на голове змеи!
— Держись! Держись! — раздался другой голос. То был Лабёф. Значит, техасец от удара оправился. Оба следопыта живы.
У меня на глазах две гремучие змеи впились зубами в лицо и шею Тома Чейни. Тело его было безжизненно и не противилось. Я, помню еще, подумала: «Какие негодяи — и в декабре кусаются, вот вам живое доказательство!» К моей руке приползла змейка поменьше, потерлась о кожу носом. Я руку чуть отодвинула, и змейка к ней опять приползла и опять носом потерлась. Потом еще ближе — и давай нижней челюстью меня по руке сверху гладить.