Счастливчик Нед Пеппер только засмеялся и говорит:
— Для одноглазого толстяка ты что-то слишком распоясался!
А Кочет ему:
— Берись за оружие, сукин ты сын! — и сам взял поводья в зубы, выхватил другой револьвер из седельной кобуры, вогнал шпоры в бока своего сильного коня по имени Бо — и кинулся прямо навстречу бандитам. Любо-дорого поглядеть. Револьверы он держал широко, на уровне головы скакавшего во весь опор коня. Четверо бандитов приняли этот вызов, тоже выхватили оружие и пришпорили мустангов.
Дерзкий ход со стороны помощника исполнителя, в чьем мужестве и закалке я не так давно сомневалась. Нет закалки? У Кочета Когбёрна? Ну уж дудки!
Лабёф машинально поднял ружье, но потом опустил и стрелять не стал. Я дернула его за пальто и говорю:
— Стреляйте же в них!
А техасец:
— Слишком далеко и слишком быстро едут.
Бандиты, наверное, стрельбу открыли первыми, хотя грохот и дым поднялись так внезапно и везде, что я в том не уверена. Знаю только, что исполнитель на них скакал столь решительно и неуклонно, что бандиты поломали свой «порядок», когда совсем с ним встретились, и он меж них проскакал: револьверы сверкают выстрелами, а он не в прицелы целится, а просто направляет на бандитов стволы и головой туда-сюда вертит, чтоб целым глазом видеть.
Первым рухнул Хэролд Пермали. Дробовик он отбросил и схватился за шею, а лошадь его с себя скинула назад через круп. Настоящий Чумазый Боб скакал поодаль от прочих, чуть не лежа у лошади на шее, поэтому со своей добычей он удрал. Фаррелла Пермали ранило, а через секунду и лошадь у него упала — сломала ногу, — и Фаррелла швырнуло вперед, так он и умер.
Мы думали, Кочет проскочил через это испытание без ущерба, но несколько дробин попали ему в лицо и плечи, а Бо смертельно подбило. Кочет уж собрался развернуть своего большого коня, не выпуская из зубов поводьев, и возобновить атаку, да тот завалился набок, и Кочет оказался под ним.
Поле теперь было за одним всадником, то есть Счастливчиком Недом Пеппером. Он тоже развернулся. Левая рука у него вяло и бесполезно висела, но револьвер он держал правой. И говорит:
— Ну, Кочет, эк меня в куски разнесло!
А исполнитель оба своих больших револьвера выронил и как раз пытался патронташ из-под павшего коня вытащить — их вместе весом придавило.
А Счастливчик Нед Пеппер пустил своего мустанга рысью, чтобы наехать на беспомощного следопыта.
У меня под боком Лабёф вдруг дернулся и присел со своим Шарпсом наизготовку, локоть в колено упер. Лишь секунда ему понадобилась, чтоб поймать прицел и выстрелить из мощной винтовки. Пуля полетела к цели, точно ласточка к гнезду, и Счастливчик Нед Пеппер замертво поник в седле. Лошадь его встала на дыбы, бандита скинула наземь и в панике побежала прочь. Дистанция у этого замечательного выстрела техасца во всадника на ходу была больше шестисот ярдов. Я хоть под присягой это готова подтвердить.
— Ура! — кричу я радостно. — Ура техасцу! В самое яблочко!
Лабёф был собой очень доволен, когда перезаряжал.
Так-то оно так, только у пленника перед сторожем всегда преимущество в этом смысле: он не перестает думать о том, как ему сбежать, возможности ищет, а поимщик о пойманном все время не думает. Раз поймали, считает сторож, больше ничего и не надо — только силу свою показывать. И сторож радуется своему, мысли у него бродят. Природа, что тут скажешь. Будь оно иначе, сторож был бы пленником пленника.