— Не понимает, что ему с такой легонькой всадницей делать, — сказал кузнец. — Думает, это овод на ём сидит.
Он взял мустанга за поводья возле самых губ и понудил его сделать шаг. Так и водил по амбару несколько минут, а потом ворота открыл и наружу вывел. Я побоялась, что Черныш от солнца и холода опять взбрыкнет, но нет — похоже, мы «подружились».
Кузнец отпустил поводья, и я шагом поехала на мустанге по грязной улице. Он не очень слушался, головой крутил все время. Не сразу мне удалось его повернуть. На нем раньше ездили, как я поняла, но только давно. Вскоре опять привык. Я покаталась на нем по всему городу, пока он слегка не вспотел.
Когда я вернулась, кузнец спрашивает:
— Не норовистый, ничего?
— Нет, — говорю, — отличная лошадка.
Он подтянул стремена как можно выше, а потом расседлал моего Малыша-Черныша и завел его в стойло. Я дала мустангу кукурузы, но немного, потому что боялась, как бы от плотной кормежки он не охромел. Стоунхилл-то мустангов больше сеном кормил.
День уже клонился к вечеру. Я поспешила в лавку к Ли, очень гордая тем, что добыла себе лошадку, да и завтрашнее приключение меня влекло. Шея после встряски побаливала, но это ж пустяки в сравнении с тем, что нам предстояло.
Зашла я через черный ход, не постучавшись, и вижу — Кочет сидит за столом с этим Лабёфом. Про техасца-то я и забыла.
— Вы что здесь делаете? — спрашиваю.
— Здорово тебе, — отвечает Лабёф. — Да вот с исполнителем твоим беседуем. В Литл-Рок он так и не поехал. У нас деловой разговор.
А Кочет конфету жует.
— Садись, — говорит, — сестренка, возьми тянучку. Вот этот арестант зовется Лабёфом. Говорит, рейнджер он в Техасе. Сюда приехал учить наших коровок капусту щипать.
— Я его знаю, — говорю я.
— И еще утверждает, что идет по следу нашего пройдохи. Хочет к нам присоседиться.
— Я знаю, чего он хочет, и уже сказала ему, что нас его помощь не интересует. А он у меня за спиной сюда пробрался.
— А что такое? — спрашивает Кочет. — В чем беда-то?
— Нету никакой беды, кроме той, что он сам себе накликает, — говорю я. — Он мне предложение сделал, и я от него отказалась. Вот и все. Нам он без надобности.
— Ну а вдруг пригодится? — говорит Кочет. — Платить за него не надо. Зато у него есть крупнокалиберный карабин Шарпса[44] — если на нас вдруг нападут бизоны или слоны. И стрелять, говорит, умеет. Я за то, чтоб ехал с нами. Нам может выпасть энергичная работенка.
— Нет, нам он не нужен, — стою на своем я. — И я ему уже так и сказала. У меня теперь есть лошадь, и все готово. Вы все свои дела сделали?
Кочет отвечает:
— Готово все, кроме харча, а за ним дело не встанет. Старший помощник спрашивал, кто мне ведомости заполнял. Сказал, что ежли тебе работа нужна, он тебя устроит на хорошее жалованье. А еду нам жена Поттера готовит. Кухарка она не то чтоб очень, но сойдет, да и деньги ей сейчас не лишние.
Тут Лабёф встрял:
— Должно быть, я ошибся в человеке. И ты, Когбёрн, позволяешь таким соплюшкам помыкать собой?
Кочет холодно так взглянул на техасца и говорит:
— «Помыкать», ты сказал?
— Помыкать, — подтвердил Лабёф. — Так я и сказал.