? Тогда как в таком случае объяснить конкретный тип его сознания? Теорией экономического эгоизма? Но как люди приходят к пониманию, в чем именно состоит их интерес? Что это: желание безопасности, престижа, доминирования или то, что весьма неопределенно называется самореализацией? Что люди подразумевают под личной безопасностью, престижем, превосходством над другими? Что они понимают под самореализацией? Удовольствие, боль, муки совести, чувство защищенности, рост авторитета, усовершенствование навыков в определенной области — вот что движет человеком. Наверное, существуют какие-то неосознанные предрасположенности, которые влекут его к достижению подобных целей. Но ни формулировка цели, ни описание, каким образом достичь ее, не могут объяснить, как, в конце концов, поведет себя индивид. Сам по себе факт, что люди строят предположения, доказывает, что их псевдосреды, их внутренние образы мира определяют их образ мышления, настроения и деятельности. Потому что, если бы связь между действительностью и реакцией на нее людей была прямой и непосредственной, а не косвенной и основанной на определенных выводах, не существовало бы нерешительности и неудовлетворительных результатов. Если бы каждый из нас чувствовал себя столь же уютно в этом мире, сколь удобно чувствует себя человеческий зародыш во чреве матери, у Бернарда Шоу не было бы оснований изречь, что ни одному человеческому существу, за исключением первых девяти месяцев его существования, не удается так же удачно решать свои проблемы, как это делает растение.

Основная проблема применения психоаналитической схемы к политическому мышлению возникает именно в связи с этим. Фрейдисты озабочены тем, что отдельные индивиды не умеют приспосабливаться к другим индивидам и к конкретным обстоятельствам. Они предположили, что если бы можно было скорректировать внутренние психические расстройства, то раз и навсегда было бы установлено понятие нормы в человеческих отношениях. Но общественное мнение имеет дело с косвенными, невидимыми и загадочными событиями, где ничто не является очевидным. Ситуации, к которым относится общественное мнение, выступают как мнения. Психоаналитик же почти всегда допускает, что окружение познаваемо, а если не познаваемо, то по крайней мере приемлемо для любого незамутненного рассудка. Подобное допущение является проблемой для общественного мнения. В отличие от психоаналитика, принимающего как данность легко познаваемую среду, социальный аналитик стремится изучить, как понимается широкое политическое окружение и что надо сделать для более полного его понимания. Психоаналитик исследует взаимодействие X со средой, а социальный аналитик — взаимодействие X с псевдосредой.

Конечно, социальный аналитик находится в вечном долгу перед новой психологией, и не только потому, что при правильном применении она помогает встать людям на ноги, приблизить желаемое, но и потому, что исследование снов, фантазий и рационализации проливает свет на то, как складывается псевдосреда. Но он не может принять в качестве критерия то, что называется «нормальной биологической карьерой»