— Кхх-рры! — говорит Хромой.
Я поворачиваюсь.
Хромой указывает пальцем. На Волка. А Волк смотрит на озеро. Утки. На воду села стая. Большущая. Жирные. Ленивые. Волк подпрыгивает, облизывается, трясет черной тяжелой головой.
— Нет, — говорю я, — нет. Сейчас домой. Домой.
Волк двигает ушами. Как собака. Никогда не видел настоящих собак, все собаки вымерли, остались только волки. Этот черный. Новый. Вместо того, который исчез. Черный. Я его как сразу увидел, так и понял — это мой.
— Утки — потом, — раздельно говорю я. — Сейчас домой. Домой идем!
Хромой кивает, и мы отправляемся домой. Мы возвращаемся, а с неба сыплется первый и редкий снег.
Мы идем вдоль озера, вдоль впадающей в него реки, через лес, огибаем город с севера. Впрочем, город уже сросся с лесом, давно впустил его в себя, сдался, дома стоят посреди облетевших от осени деревьев и засыпаются снегом.
Осень была спокойная, теплая и долгая.
Они опять не прилетели. Значит, у нас есть еще год. Может быть, два. Время.
Минувший год был тихим. И прошел с пользой. Первый наш год.
Я встретил их через два дня. После эвакуации. Дичат встретил. Вернее, они меня встретили. Нашли. Я спал в траве, в поле. Бежал тогда, бежал, потом остановился, лег в траву, долго катался, свалял вокруг себя кокон. У меня болела спина, кожа на ней вздулась пузырями и слезла, от этого меня держал крупный озноб. Но я устал слишком сильно, поэтому уснул, несмотря на трясучку.
Проспал долго. Солома хранила тепло, мне было хорошо и уютно, почти как в настоящем доме. Иногда я просыпался, лежал в соломе, смотрел в землю. То, что случилось, было слишком страшно, об этом даже думать было страшно… Но вокруг было тихо и спокойно, и от этой тишины я снова засыпал. Наверное, это был нервный сон. Я читал, что от нервных перегрузок такое случается: люди засыпают, некоторые засыпают даже не на один день, а на недели и иногда даже месяцы. Может, я тоже день спал. Или два.
Летаргия.
А когда я проснулся, то увидел дичат. Они сидели вокруг меня и смотрели своими дикими глазами. Все шесть. Нашли. Как-то они меня нашли… Хотя они ведь дикие, все дикие отличные следопыты, почти как волки.
Ближе всех ко мне сидел Рыжий. Рыжий, сын Рыжего.
— Рыжий… — сказал я.
Рыжий смотрел внимательно. Осмысленно. Другие тоже. Дичата… Нет, теперь не так. Теперь не дичата! Люди. Ученики мои.
— Как вы меня нашли? — спросил я.
Глупо. Глупо, ясно же, как они меня нашли. По запаху. По следам, да не знаю как, дичата, короче.
Я пересчитал еще раз. На всякий случай. Шесть штук. Все. Уцелели. Спрятались. Нашли.
— Молодцы, — сказал я. — Молодцы… Долго я пропадал…
За то время, что я проспал, осень окончательно вступила в свои права. Листья на деревьях осыпались, и желтый цвет, бывший до этого главным цветом, уступил место черному и серому. Трава пожухла и придавилась к земле. Небо свинцовое.
Похолодало. Но это был наш холод. Наш. И осень наша. И земля. И все. Жизнь определилась. Я глядел на дичат… тьфу, на своих учеников и, в общем-то, знал, что мне делать дальше.
Прошел год. Теперь мы далеко. Мы уходили целый месяц. На север. Через леса. В основном через леса. Пока не нашли то, что требовалось.