Не хочу так. Когда они вернутся… Я не дамся живым. Стены у комнаты железные, если что — разбегусь — и головой. Проломлю череп. Не дамся.

Шаги.

Я метнулся в дальний угол, сжался, привалился к стене. Ужас был настолько горячий, что я услышал, как мои плечи вдавливаются в стены этой камеры, плавят металл…

Дверь открылась. Вошла тварь. Блеснула на меня своими глазами, тряхнула хоботом. Три шага, и она оказалась уже у стола. Нет, все-таки эти поганые подводные твари здоровенные. Больше двух метров, а может, и вообще два с половиной; тварь здорово горбилась, так что лапы болтались почти у пола. Похоже на обезьяну, только все обезьяны меньше в три раза и хобота у них нет.

Она пялилась на меня, а потом вдруг взялась за свое лицо, оттянула его и стала сдирать. Со скрипом, с чавканьем…

Наверное, я кричал.

С лицом она справилась в минуту, бросила его на стол, оно масляно перевалилось и повисло на краю.

И я совершенно ясно увидел, что это не лицо. Совсем не лицо.

А раньше не видел. Почему я раньше не видел, что это не хобот и не глаза, а обычная резиновая маска? Противогаз, так, кажется, называется. Для облегчения дыхания. Или чтобы в дыму не угореть. Про противогаз в книжках редко встречается, но я его узнал.

Тварь глядела на меня. И я на нее. Я видел, как она выглядит на самом деле.

Голова большая. Гладкий коричневый череп, никаких волос, ушей тоже нет. Глаза круглые, как у совы. Нос. Сплющенный, раздавленный, не нос а какая-то дырка, прикрытая кожистой пленкой. Рот…

Это было самое мерзкое во всем ее виде. Рот был большой. Огромный. Широкий. Голова делилась этим ртом на две совсем неравные части, губ не было. Никаких. Харя сразу переходила в десны и в зубы.

Тварь дышала тяжело, с присвистом, будто в легких у нее имелась изрядная дыра… А эта пленка на носу безобразно пошевеливалась. Чуть сбоку слева на щеке чернело отверстие, на другой щеке такого не было.

Она поманила меня пальцем.

Иди. Иди сюда. Иди.

И я, как загипнотизированный, оторвался от стены и сделал шаг. Хромой мог гипнотизировать, он мог загипнотизировать белку или кролика, но я так и не выучился этому, тварь смотрела на меня, и я послушно, как белка, шагал к ней до самого стола. Почувствовал под руками теплое, чуть шероховатое железо.

Тварь наклонила вбок голову и уставилась на меня желтыми круглыми глазами. Я смотрел ей в глаза не мигая, и она не отвернулась, вдруг я понял, что глаза у твари удивительно красивые. Не желтые, а золотистые, и с еще более золотистыми искрами в глубине. И эти искры, казалось, двигались внутри сами по себе, отдельно от остальных глаз, вращались вокруг зрачка, как планеты вращаются вокруг солнца.

Тварь протянула конечность, взяла меня за шею и приблизила к себе. Ее нижняя челюсть отвалилась, и я увидел, что за первым рядом зубов есть еще второй, поменьше и поострей.

Вот и все. Подумал я. Сейчас она вцепится мне в голову.

И я. Я. Сейчас. Сейчас я укушу эту руку, вырвусь и разбегусь. Головой в стену. Разбегусь. Посильнее.

Дверь со скрежетом открылась, и вошла еще одна тварь. Такая же высокая. Такая же уродливая. Просто невыносимо уродливая, теперь я видел это, видел даже через противогаз.