– Я знаю, что это, – сказала я.

– Что?

– Потом расскажу. Давай дальше.

– Дальше я помню, что посмотрела на себя в зеркало на стене. И там…

Наоми всхлипнула.

– Что?

– Там была я… Знаешь, как бы я, но не я. Мальчик с накрашенным лицом. Красивенький такой. С фингалом под глазом – просвечивал сквозь косметику. Но он был… Знаешь, есть такие египетские фаюмские портреты? Мы проходили на истории искусств. Разрисованные мумии. Вроде, лица как живые – но сразу понимаешь, что это не нашего времени люди. Вот то же самое. Вроде мое лицо, молодое, но какое-то очень древнее. Очень…

– Я понимаю.

– Он был в фиолетовой рубашке до пола – кажется, из шелка. Со стеклянной лампой в руке, типа керосиновой, но больше размером. Много золота и драгоценных камней. А на голове такая… Не корона, а как бы такой золотой гребень. Надо лбом.

– Диадема, – сказала я.

– Наверно. В общем, он посмотрел на меня из зеркала, улыбнулся, поставил лампу на пол, снял гребень и надел ту самую маску, в которой я спала. Маску солнца. Только она была еще совсем светлая, новая и блестела. Потом он начал танцевать. И я все видела и чувствовала так, будто это делала я. Очень страшно.

– Почему?

– Потому что танец был жутким. Он имел такой ужасный смысл…

Наоми задумалась. Видно было, что она не знает, как выразить свою мысль.

– Сам танец красивый. Там были такие последовательности движений – вперед, назад, вправо и влево. Даже не шаги, а такие как бы низкие выпады. Так не всякий станцует, он умел хорошо… Но смысл… Словно бы он управлял всем. Вообще всем. И за эти четыре движения он взвешивал нашу жизнь и отвергал ее, опять и опять. Или разбирал на куски…

– Я понимаю.

– И он так ужасно… Он… Как будто хотел поставить мат.

– Кому?

– Себе и всему вообще. То есть его танец сворачивался в такую последнюю спираль, за которой уже ничего нет. Все должно было остановиться и исчезнуть. И это было одновременно красиво и страшно. Ему оставалось немного, и я даже знала, как именно надо пройти, чтобы все кончилось. На полу была мозаика с лунным серпом, и он хотел остановиться точно на нем. И я тоже хотела, вместе с ним. Я могла это сделать и уже знала, что пройду как надо, и всему конец, и это счастье… Как будто я сама танцевала…

Я кивала и стирала слезы с ее щек.

– А потом появились мужчина и женщина.

– Кто? Где?

– По бокам от черного камня… Они там и раньше стояли, только были двумя статуями. Я заметила, что мой танец их как бы будит. Сначала я смотрела на женщину. Я делаю так, – Наоми дрыгнула ногой, – и она ко мне немного поворачивается, я делаю так, – и Наоми воткнула в воздух перед собой собранную лодочкой ладонь, – и она тоже поднимает руку… Словно мы были связаны в один механизм, и то, что я делала, приводило ее в движение. А потом я заметила с другой стороны камня бородатого мужчину, который тоже просыпался из статуи…

– Даже слушать страшно, – сказала я.

– Не то слово. И скоро они стали совсем живыми людьми, в такой древней длинной одежде – стоят на своих постаментах и смотрят. Женщина, правда, чуть улыбалась. А мужик неприветливый. Потом я поглядела на камень – и поняла, что он тоже на меня смотрит. На нем был такой как бы глаз…