У меня внутри словно бы напряглись парашютные стропы – такого я совершенно не ожидала. Я… Да как она вообще… Да за кого она…

А какие еще варианты? Их не просматривалось.

Они дожидались меня на остановке. Перекресток с очередным мешковатым клерком с рацией был рядом, и все время, пока мы ждали конку, ни дама в шоколаде, ни дочка даже не посмотрели в мою сторону. Это было захватывающе, как в шпионском фильме.

Через несколько минут подошла конка – подобие открытого фаэтона в одну лошадку, который я много раз видела на улице, но так и не научилась всерьез воспринимать в качестве транспортного средства. Я думала, это что-то экскурсионное. Оказывается, на конке можно было ездить. Я деликатно села через сиденье от шоколадной дамы. Когда перекресток с наблюдателем уплыл назад, она впервые повернулась ко мне.

– Сто восемьдесят куков, – сказала она по-английски.

Я хотела засмеяться, но вместо этого вдруг кивнула. Деньги с собой у меня были.

– И десять ему, – она показала на управлявшего конкой господина. – Прямо сейчас.

Я послушно вынула из кошелька десять инвалютных песо и отдала их шоколадной даме. Она передала их кучеру.

Конка остановилась через несколько перекрестков – в зоне, застроенной коттеджиками местной элиты. На другой стороне улицы не было ни одной гостиницы, и на углу даже отсутствовал обычный топтун. Или, может быть, его функцию выполнял рыбак бомжеватого вида, сидевший у забора на свернутой серой сети.

Дама выразительно поглядела на меня и сделала странный знак ладонью – как бы приглашая за собой и одновременно отодвигая назад. Я поняла: следует идти за ней, но в некотором отдалении, чтобы не было ясно, что мы вместе.

Дама с девушкой дошли до угла и повернули на улицу, идущую от моря. На углу девушка посмотрела на меня – кажется, в первый раз за все время маневров – и виновато улыбнулась. Я так же виновато улыбнулась в ответ.

Они вошли в небольшой зеленый коттедж за забором. Через минуту я проскользнула в оставленную открытой калитку, затем в дверь – и оказалась в гостиной.

Девушки здесь не было. Меня ждала хозяйка.

– Welcome, – сказала она и обвела пространство ладонью – словно приглашая воздать ее дому должное.

Меня поразило огромное количество разноцветного хрусталя. Им было заставлено буквально все – стеклянные стеллажи, полки и зеркальный шкаф, умножавший стоявшие внутри бокалы на два. Часть хрусталя была стопроцентно советским, часть, кажется, чешским – и одна ваза зеленого стекла очень походила на ту, что я все детство наблюдала дома.

Из-за хрусталя во многих местах выглядывало лицо полного кубинского военного с печальным знанием в глазах (будто он еще тогда понимал, на что будет смотреть со стены в следующем тысячелетии). Иногда рядом с ним была хозяйка, в молодости походившая на Опру. Сам военный практически не менялся на снимках разных лет – только с годами редели волосы, обвисала кожа, а глаза становились все пронзительней. На самой последней фотографии – цветной – он был в гражданском и лежал в гробу под неизбывной надписью «Patria o Muerte».

В комнате с хрусталем мне пришлось задержаться и передать шоколадке требуемую сумму (деньги вперед). Она была дамой слишком хорошего тона, чтобы взять их просто так, и мне пришлось выпить чашку приторного чая. Потом она кокетливо засмеялась, отвела глаза и показала на дверь в следующую комнату.