— Ну вот это будет нелегко, люди быстро забывают детали случившегося так давно!
— Верно, но то было официальное событие — возможно, кто-то снимал происходящее на видео? Навестите подругу Дарьи и выясните, когда и при каких обстоятельствах Гальперина с ней встретилась … Короче говоря, мне нужен график всех ее передвижений в тот день и остановок по минутам!
— Делается. А как сегодняшний допрос Дарьи, что она говорит про Курбанова?
— Что понятия не имеет, кто это такой. Она не исключает того, что он работал водителем у адвоката, но они ни словом не перемолвились, и она даже не смогла бы описать, как он выглядит. По крайней мере, так утверждает Дарья.
— А верить ей нельзя!
— Проблема в том, что очень трудно врать в одном и говорить правду в другом: приходится слишком много фактов держать в голове. Рано или поздно даже самый умный преступник дает промашку, и Дарья ошибется… А мы в этот момент будем поблизости.
Когда Алла закончила разговор с Ахметовым, она увидела, что дождь почти закончился, зато в выбоинах в асфальте образовались гигантские и по виду глубокие лужи. С сожалением взглянув на свои дорогие кожаные туфли, Алла вздохнула и ступила на асфальт, словно на дорогу, ведущую на Голгофу.
Мономах легкой поступью шагал по больничному коридору, предвкушая хорошую порцию коньяка в компании Гурнова. Впервые за эти дни на душе у него было относительно спокойно. Единственным, за что он переживал, был вопрос о честности Кайсарова. Он клятвенно обещал, что поместит Алсу в частную заграничную клинику для душевнобольных, но что помешает ему просто-напросто отправить дочь на какой-нибудь дорогой курорт в надежде продержать ее там достаточно долго, чтобы дело об убийстве пациентов в больнице замялось? Или она могла вовсе не возвращаться — выйти замуж, устроиться на работу по специальности… Нет, думать об этом не хотелось!
Проходя мимо бельевой, он услышал странные звуки. Была половина седьмого вечера, время ужина, и коридоры опустели: пациенты либо отправились в столовую, либо принимали пищу в палатах, если не могли ходить. Врачи и медсестры ушли, за исключением дежурных — сегодня это были Ли Чангминг и Татьяна Лагутина. Лагутина прошла мимо него две минуты назад в противоположном направлении — видимо, отправилась покурить. Так кто же в бельевой?
Он распахнул дверь и в полутьме увидел заплаканное личико Алины Руденко. В последние два дня девушка вела себя странно: сторонилась коллег, выполняла работу машинально, без души, а выражение ее лица казалось расстроенным. Не то чтобы Мономах специально за ней наблюдал, но руководящая работа научила его подмечать детали.
— Что случилось? — спросил он, входя и прикрывая за собой дверь. — Почему ты не дома?
— Я… все в порядке, Владимир Всеволодович, — ответила она и громко всхлипнула, что опровергало ее утверждение, сделанное к тому же дрожащим от слез голосом. — Извините…
— Все из-за Гальперина, да? Тебя снова допрашивали?
— Нет…
— Кто-то обидел?
— Н-нет… Владимир Всеволодович, я… я…
Внезапно медсестра разразилась таким потоком слез, что Мономах испугался, что она затопит крошечное помещение.