— Вы же понимаете, что я не имею права разглашать информацию, полученную от пациента! — резким, жутко «профессиональным» тоном оборвала она опера. — Я лишусь работы, если нарушу правила! Вот получите соответствующее разрешение, тогда…

— Я же не прошу вас передавать мне содержание ваших бесед с мальчиком, — прервал поток благородного негодования психолога Ахметов. — Мне важно понять, насколько он был в курсе того, что произошло с его отцом.

— Но ведь это одно и то же! — развела руками Кокорекина. — Извините, я не могу вам помочь!

— Что ж, тогда последствия окажутся на вашей совести, — сказал опер. — Если выяснится, что вы ничем не помогли мальчику, вам придется отвечать!

Дамир уже собирался уйти несолоно хлебавши, как вдруг психолог неожиданно его остановила.

— Погодите!

Он вернулся к ее столу. Дамир блефовал, пытаясь напугать молодого психолога: у него не было подтверждений тому, что Яков Гальперин получил психологическую травму. Скорее всего, в санатории его спрятали, чтобы ребенка не коснулись кривотолки, касающиеся его родителей, ведь только ленивые СМИ не касались тогда этой темы. К тому же Дарья не желала, чтобы малолетнего сына расспрашивал дознаватель. Ахметов заметил, что выражение лица Лии Кокорекиной изменилось: из непреклонной, напыщенной дамы она странным образом превратилась в неуверенную, колеблющуюся девчонку, не знающую, как правильнее поступить.

— Сядьте, пожалуйста, — попросила Лия. Заинтригованный Дамир принял предложение.

— Дело в том, что я… я не работала с Яшей Гальпериным.

— Что значит — не работали? Мы выяснили, что после несчастного случая…

— Яшу привезли в санаторий на следующий день после случившегося. Мать долго беседовала с нашим главврачом, после чего уехала. Мне кажется, они знакомы… Короче, Олег Витальевич вызвал меня и сказал, что мальчик будет находиться у нас на особых условиях.

— Что это значит?

— Ну, во-первых, он проживал в отдельной палате. У нас такие не предусмотрены, есть только двухместные, но Яша находился там один. Он выходил лишь на время приема пищи и практически не общался с другими детьми. Успел, правда, сойтись с одним мальчиком, Сережей Ковтуном, он чуть постарше. Как психолог я настаивала на том, чтобы поговорить с Яшей, выяснить, насколько он травмирован случившимся, но Олег Витальевич запретил. Он сказал, что мать категорически против сеансов и что Яшу главным образом поместили к нам, чтобы его не тревожили следователи и журналисты, способные из самой банальной истории раздуть пожар. Более того, мама Яши боялась, что ее свекор, с которым у нее были отвратительные отношения, предпримет попытку отобрать у нее сына, а потому хотела на время изолировать мальчика от всех, кто мог ему навредить.

— Вас это не удивило?

— Меня удивило то, что мама отказалась от сеансов психотерапии. Дети тяжело переживает смерть родителей. Если ребенок замкнется, спрятав боль внутри, никто не может предсказать, когда все вырвется наружу. Поэтому рекомендуется сразу же начинать работать с пациентом, чтобы убрать его страхи, снять нервное напряжение и все ему объяснить.