– Виделся? Я не видел их уже несколько месяцев. Но они то и дело звонят мне. Вот всего два дня назад звонили, спрашивали, не появлялись ли подозрительные личности, разнюхивающие что и как. Наверное, они имели в виду вас.

Босх кивнул.

– У вас есть номер их телефона? – спросил он.

– Нет, они сами звонят мне. А их номер всегда заблокирован.

– А номер Деборы?

– В медицинской карте.

– Мне он нужен. И ее адрес.

– У нас запрещено сообщать посторонним информацию из медицинской карты.

– Да, но сейчас уже не до запретов, согласитесь.

– Гм, пожалуй. Что теперь будет?

– Ну, во-первых, мне надо проверить, подтверждается ли все это другими фактами. Затем я нанесу визит Деборе и ее приятельнице. И мне нужен список всех ювелирных изделий, которые вы отдали Эллису и Лонгу вместе с часами.

– Список есть. Жена составила его.

– Это хорошо. Где и как вы передали им все это?

Опустив голову, Шуберт ответил:

– Они пришли к нам домой и стали искать ценности. Жена в это время была в Европе. Я стоял и смотрел, как они роются в ее вещах. Они взяли то, что их заинтересовало. Они знали, что представляет ценность и что можно продать.

– Они взяли что-нибудь, кроме ювелирных изделий?

– Эллис разбирается в винах. Он взял две бутылки «Лафита», восемьдесят второго года.

– Может быть, просто решил, что раз вино старое, то должно быть ценным?

– Нет. Он взял именно восемьдесят второй год, а вино тысяча девятьсот восьмидесятого года оставил. Вино восемьдесят второго года стоит раз в пятьдесят дороже, чем восьмидесятого, и по вкусу раз в пятьдесят лучше. Эллис знал это.

Кивнув, Босх подумал, что для следствия вино может оказаться более ценным, чем ювелирные изделия. Если Эллис оставил вино у себя, оно послужит уликой, раскрывающей его участие в преступлениях, и на это можно будет сделать ставку в суде.

– Вы говорите, идея представить пропажу ценностей как результат ограбления принадлежала им?

– Да, они предложили это, когда я сказал, что не могу платить им наличными без ведома жены. Сообщать об ограблении в полицию я не должен был, а жене они велели сказать, что сообщил. Они даже сфабриковали фиктивное заявление в полицию с фиктивными именами и прочим, чтобы я показал его жене.

– Оно у вас сохранилось?

– Да, дома.

– Оно нам понадобится. Вы подавали страховое требование на якобы украденные вещи?

Если Шуберт пытался обманным путем получить страховку, на суде это могло подорвать доверие к нему.

– Нет, не подавал, – ответил Шуберт. – Мне запретили. Они не хотели, чтобы было объявлено, что вещи украли, так как в этом случае им было бы труднее сбыть их. Сказали даже, что если я все-таки обращусь к страховщикам и они узнают об этом, то придут и убьют жену и меня.

– А ваша жена не задавала вопросов о страховке?

– Я наврал ей, что веду переговоры со страховой компанией. У меня было несколько платных вызовов, я постепенно накопил достаточную сумму и сделал вид, что деньги поступили по страховке.

– Платных вызовов?

– Как я уже говорил, иногда я хожу по вызову к пациентам домой. Некоторые люди, с большими деньгами, предпочитают делать операции в частном порядке и платить за секретность. Они не пользуются медицинским страховым полисом и платят наличными, так что операция нигде не фиксируется и никто о ней не знает. Чаще всего в таких случаях обращаются по поводу инъекции ботокса и других незначительных процедур, но некоторые оперируются таким образом по полной программе.