За столом повисло напряженное молчание, лишь из проигрывателя французский шансонье тихо напевал что-то о вечной любви. Собравшиеся понимали, что если они молча проглотят незаконный арест одного из них, то в следующий раз репрессии могут коснуться любого, кто рискнет противоречить Соловьеву!

  - Это все полбеды, - произнес начальник пожарного гарнизона неожиданно резким, злым и абсолютно трезвым голосом, словно не успел уже изрядно принять самогоночки. Сцепив руки перед грудью в замок, он продолжил, обращаясь к Изюмову:

  - Семен Викторович, что думаешь по поводу приказа организовать захват Строгановского городка. Это, конечно, ваши военные дела, но на мой взгляд твой начальник штаба все верно говорил. Силенки захватить есть, а потом как удерживать и снабжать там наших? На расстоянии сотен километров... Вертолетами? Так сдохнут они скоро. Голимая авантюра, и не надо забывать, что возвращать город придет уже царское войско.

  - Волюнтаризм, - басом прогудел атаман и скорчил страшную гримасу, - взгляды присутствующих офицеров на миг скрестились на нем, затем скользнули на комбата.

  - Он прав, это я Вам как профессионал говорю, - Изюмов на миг остановился. Короткостриженый курсант Семен, готовый жизнь отдать за абстрактные понятия: честь, любовь к Родине, был все еще жив, но лишь постарел и заматерел. Подчеркивая интонацией важность произносимого, продолжил:

  - Дело не только в этом. Я за Россию любому горло порву и мне похрену какой в ней век. Там, - он неопределенно мотнул головой куда-то в сторону окна, - тоже Россия, пусть варварская, нищая, да пусть сраная, это моя страна, я ей присягал, там живет мой народ. Я русский офицер и в такой хрени участвовать не собираюсь.

  С каждым словом он говорил все громче, на багровое от ярости лицо было страшно смотреть, кулак с силой бахнул по столу. Баммм - пронесся глухой звук по помещению. Тарелки с закусками подпрыгнули, а стоявшая рядом с ним рюмка опрокинулась. Для сидящих за столом мужчин присяга была не пустым звуком и мнение товарища, несмотря на его резкость, они в целом поддерживали. Казачий атаман торопливо положил руку на плечо Изюмову. Тот засопел, слегка успокаиваясь.

  - Семен Викторович, спокойно! Тут все поддерживают тебя! Воевать со святой Русью! Да не дай бог!

  Главный казак, хотя был изрядно навеселе, но полностью контролировал себя и вел по трезвому. Торопливо перекрестившись, он подмигнул младшему из пожарных. Тот понятливо кивнул. Отточенным движением вытащил пробку из непочатой бутылки, прошелся вдоль стола, наливая прозрачную как слеза и немного отдающую сивухой жидкость по рюмкам.

  Атаман поднялся во весь немалый, под метр девяносто рост, и стал похож на древнего римлянина в белоснежной тоге. Залихватски закрутив пышные русые усы, а что за казак без усов? Провозгласил:

  - За русских офицеров!

  Дружно чокнулись. Вторая рюмка пошла еще лучше, чем первая.

  Пару минут за столом под шансон девяностых активно закусывали, хрустели на зубах поднятые из погребов малосольные огурчики и маринованные грузди. Нарезанная тонкими, до прозрачности дольками ветчина и копчености в миг перемалывались крепкими зубами, народ размышлял.