– Хотелось бы мне встретиться со Знающими, поговорить о нашей истинной истории. Может быть, Юрий Илларионович посодействует, похлопочет за нас, чтобы мы вошли в их круг?
– Прежде надо выбраться отсюда живыми.
– Ничего, сообразим как-нибудь. Антарктическая машина имела спасательный модуль, и эта гора тоже должна иметь что-то в этом роде. Знаешь что… – Лобанов не договорил.
– Бросьте… оружие! – раздался за их спинами сдавленный женский голос.
Оба обернулись.
Инга стояла в пяти шагах, согнувшись, направив на мужчин ствол автомата, устроившийся на сгибе локтя. Глаза у неё были чёрные, пустые, равнодушные и полусонные.
– Инга… – пробормотал Вербов.
– Положите… автоматы…
Лобанов искоса посмотрел на товарища, и Денис проговорил, стискивая зубы:
– Опусти!
Капитан выждал паузу, но послушался.
Вербов освободился от ремня своего автомата.
– Всё кончено, полковник. Буфер в наших руках.
– Отойдите от пульта!
– Твои хозяева погибли, здесь только мы. Одна ты ничего не сделаешь.
– Отойдите!
Вербов помедлил, прокачивая возможные варианты ответов, поднял руки, сделал шаг.
– Ты меня… убьёшь? За что? – Он сделал ещё один маленький шажок. – За то, что я русский? За то, что я не желаю никому зла и воюю за справедливость?
Два шажка, ещё один.
– Стой! Я… выстрелю!
– Тебя зазомбировали, а я, к сожалению, не сразу догадался. Ну, убьёшь меня, Макса, Юрия Илларионовича, что изменится? Здесь никого больше нет, тебе никто не поможет. А наверху вот-вот начнётся настоящая война! Может быть, и ядерная! Ты этого хочешь?
Два шага. Ствол смотрит в лицо. Ещё немного…
– Ты хочешь, чтобы все погибли? Семь с половиной миллиардов человек?! В том числе – твои близкие, родичи, друзья… Семья?!
– Не подходи…
Подбородок упёрся в зрачок ствола.
– Стреляй! Но знай – я тебя… люблю!
Автомат в руке женщины дрогнул.
– Ты… меня?!
– Да! И ты это знаешь! Стреляй!
Глаза Инги наполнились слезами.
– Я не могу… хочу… и не могу!
Кто-то вырвал автомат из руки женщины. Лобанов.
– Дьявольщина! Обнять и плакать! Она же могла тебя пристрелить!
Вербов прижал Ингу к себе. В голове плыл туман. Сердце наяривало самбу. Руки дрожали. Но он был уверен, что она не выстрелит. Сказал глухо:
– Не могла… успокойся, милая, всё будет хорошо, мы справимся с этой бедой, обещаю!
Лобанов проворчал что-то, вернулся к статуе.
Инга пошатнулась. Вербов поддержал её, усадил на пол.
– Посиди, а лучше полежи, мы закончим с этим делом.
– Денис Геннадиевич, – позвал Ковалёв.
– Иду. – Он подбежал к археологу. – Разобрались?
– Кажется, нашёл искомое. – Ковалёв пошевелил чешуйчатыми джойстиками. – Вот, смотрите.
Экран напротив отреагировал каскадом картинок, последняя из которых представляла схему – корабли на поверхности моря и вода под ними внутри призрачного пузыря.
– Если я не ошибаюсь, этот объём можно «выключить» из потока времени на четыре-пять секунд.
– И куда он денется?
– Земля повернётся за это время и одновременно улетит вперёд на двенадцать тысяч километров.
– Почему на двенадцать?
– Это её диаметр. Если она пролетит больше, американский флот либо повиснет в воздухе, либо окажется в космосе, за пределами атмосферы. Вы же этого не хотите?