— Он же так этого не оставит, — прошептала, с ужасом думая о том, что будет дальше. – Дим… Он же нас… тебя…

— Его больше нет, — муж заставил меня повернуться вполоборота. – Он проиграл, Ника. И проиграл на этот раз не битву – войну. – Замолчал, смотря на меня. Я не находила сил сказать хоть что-нибудь. Платон тянул меня за подол, а я, загипнотизированная, сидела, не шевелясь. – Не зря тебя назвали Никой, — Дмитрий погладил меня от запястья до локтя. Потихоньку сжал его. – Богиня победы… Нахрена мне быть Богом, если у меня есть своя собственная богиня? Ника, — по внутренней стороне локтя пальцами.

Я выдохнула. Кольцом сомкнувшуюся вокруг Градского толпу журналистов с трудом сдерживала его многочисленная охрана. В какой-то степени мне было даже жаль его.

— Вы можете прокомментировать видео, которое мы только что видели?

— Что вы можете сказать людям, голосовавшим за вас?

— Вам стыдно, Иван Николаевич?

Градский вместе с охраной с позором двигался к выходу со стадиона, а вслед ему неслись вопросы. Десятки вопросов, ответить на которые ему было нечего. Из колонок опять полилась музыка, на сцене появились двое – девушка и молодой человек.

— Ника, папа! – не выдержав, Платон соскользнул с места и встал прямо перед нами. Я придержала его, боясь, как бы он не оступился. – Когда уже начнётся?

— Так уже началось, — Дима показал ему на сцену.

Одетая в аккуратное бирюзовая платье девушка поприветствовала собравшихся. Часть зрителей потянулась к лестницам, другие остались на местах. Мы тоже остались.

Я пересела на место Платона, Дмитрий приподнял его и посадил на моё.

— Смотри.

На сцене выстроились дети немногим старше брата. Молодой человек представил руководителя танцевального ансамбля, девушка объявила название. Платон сосредоточился на происходящем.

— Разве началось? Они же ничего не делают.

— Началось, — подтвердил Дима, и тут зазвучала детская песенка. Ребята начали танцевать, Мы с Димой одновременно повернулись друг к другу.

— А для кого-то закончилось, — взгляд в боковой проход, где скрылся Градский со своей свитой и следующие за ним журналисты, не оставившие ему надежды на то, что он сможет хоть что-нибудь скрыть.

Сразу же после концерта мы поехали в Луна-парк. Столько мороженого, сколько съела за этот день, не ела я никогда. Пока мы ждали у заборчика катающегося на детской «Ромашке» Платона, Дима обнимал меня за талию. Мы ели одну на двоих лакомку и говорили о мелочах. О том, что Платон действительно легко схватывает иностранные языки, об обоях, которые мы вместе выберем в детскую, о том, в какую школу он пойдёт осенью. Не говорили мы только о Градском. А после поехали домой.

День был настолько насыщенным, что брат уснул сразу же. Сама я сидела за кухонным столом с чашкой растворимого кофе и ловила обрывки доносящихся из кабинета фраз. Знала, что Дима разговаривает со своим другом. Как ни странно, страх пропал. Как ни искала я в себе его отголоски, их не было.

— Быстро, — вошёл муж в кухню с телефоном. – Семь кругов ада – курорт, Каштан. Его вывернут свои же. Он много кому задолжал.