Ильин скрипнул зубами, не отрываясь смотрел на дорогу перед собой. Он врет. Просто хочет разозлить. Вывести из равновесия. То, что он говорит, – неправда. Ложь. Не-правда.
Спокойно, приказал себе Ильин. Спокойно. Не нужно так вдавливать педаль газа. И руки нужно расслабить. Руль – не горло собеседника, можно не душить. Не поможет. Какая же у этой сволочи самодовольная рожа… Так и сочится из каждой черточки уверенность в собственной исключительности.
– Ты, конечно, другое дело, – сказал Ильин.
– Я? Да. Я – другое дело. Я всегда ненавидел таких, как ты. Сильные, ловкие, пользующиеся успехом у девушек. Еще в школе… А кто я? Вы всеми силами старались меня убедить в том, что я – никто. Вы – умнее. Вы – сильнее…
– А ты подглядывал в женскую раздевалку и доносил втихомолку учительнице на одноклассников?
– Нет, я ждал. Я знал, что когда-нибудь… Не может быть такого, чтобы справедливость не была восстановлена. Есть что-то, в чем я вас смогу обойти. Есть! Восемь лет назад… Да, восемь, в две тысячи девятом. Несколько человек, «верблюды» с Территорий, полезли на свалку… И подцепили нить. Не они ее нашли, она нашла их. Пять человек. Пять «верблюдов». Двое умерли сразу. На месте. Еще двое бежали, убивая всех на своем пути… Представляешь? Они бегут, вокруг люди падают-падают-падают… Эти двое не поняли, что с ними происходит. Просто бежали, хотели… не знаю, что они хотели. Может быть, затеряться в толпе… Не знаю.
Тут налево, – спохватился Гость.
Ильин свернул на лесную дорогу. Две колдобины, местами с лужами от недельной давности дождя.
– Да, – сказал Гость. – Этих двоих застрелил кто-то такой же героический, как ты. Тогда же не знали, что нить в мертвом теле еще продолжает жить почти двое суток. И не просто жить, а убивать всех в радиусе сотни метров. Потом предположили, что нить – чей-то симбионт, питающийся энергией нервных клеток, что, потеряв своего носителя, она пытается питаться вот так, самостоятельно, не имея возможности сменить пару… Да, вот такая вот верность.
Машину тряхнуло на выбоине.
Ильин удержал руль. Перед глазами мелькнуло.
– Ты бы своего глиста держал, что ли.
– Извини, иногда так бывает, от неожиданности. – В голосе нет сожаления.
– И многих ты так, от неожиданности? – спросил Ильин.
– Я же сказал – извини.
– Хорошо, – кивнул Ильин. – Извиняю. А ты оказался тем пятым?
– Что, я похож на «верблюда»? – В голосе Гостя прозвучала почти обида. – Нет, конечно. У того, пятого, хватило ума не дергаться, переждать период адаптации и заняться делом.
– Убивать?
– Можно и так сказать. А можно – делом. Его услуги стали настолько популярны, что он мог бы разбогатеть, если бы был чуть поскромнее.
– Скромность украшает, – кивнул Ильин.
– Она продлевает жизнь, – сказал Гость. – Обидно, но единственного носителя убрали самым банальным образом – снайпер в пустынном месте, возле Внутренней границы.
…Информация просочилась. Как жуткая сказка, как легенда. Как соблазн. Нужно только принять решение и захотеть. Дальше… Дальше у всех было по-разному. Пробраться на Территорию. Продать все что было, украсть, ограбить, чтобы хватило денег на пропуск. Потом… Преодолеть страх. И ночь за ночью проползать к свалке, к одной, потом к другой… Вползать в зловонную темноту, лежать и ждать… ждать… ждать… Сжимать кулаки, рвать ногтями кожу, чтобы не закричать от ужаса, не броситься прочь от липкой неизвестности… И молиться, чтобы нить тебя нашла, чтобы вошла в тебя и прижилась. Трое из десяти погибают еще до того, как появляется нить: никто так толком и не выяснил, что именно копошится на свалке. Еще трое – не уживаются. На свалке вообще не бывает хороших смертей, но эта смерть – самая плохая. Далеко слышно, как умирает неужившийся. И долго. Иногда – полторы-две недели.