Несколько часов спустя графине дали знать, что приближается вторая партия, но и в ней Алексея Анненкова не оказалось.
Как ни желала графиня поскорее увидеть сына, ей хотелось в то же время, чтобы он приехал как можно позже: чем позже он приедет, тем меньше будет шансов получить лошадей и тем дольше, стало быть, партия задержится на этом пересыльном пункте.
Обстоятельства сложились именно так, как того желала графиня: первые три партии в самом деле забрали всех лошадей. Наконец она узнала, что приближается четвертая партия.
Анненков находился в третьем возке этой партии. Несмотря на наступившие сумерки и на одежду, изменившую Алексея, женщины тотчас же узнали его. Вместе с другими ссыльными Анненков был отведен в избу, чтобы дожидаться там свежих лошадей.
Начальник конвоя тотчас же отрядил двух солдат за лошадьми, приказав им обследовать все окрестности, если в деревне лошадей не найдется. Конвойные повиновались, а он стал прогуливаться перед избой, где находились ссыльные. К нему приблизились три женщины, словно три тени, возникшие из ночного мрака. Начальник остановился, с недоумением глядя на них. Обратилась к нему старая графиня, а две дочери ее остались позади.
– Я мать одного из несчастных, находящихся в этой партии, – сказала она.
– Что вам угодно? – спросил унтер-офицер.
– Я хочу видеть сына.
– Это невозможно. Мне дан строжайший приказ никого не допускать к ссыльным, и я за это отвечаю головой.
– Но ведь никто не узнает об этом, – сказала графиня со слезами в голосе.
Обе дочери, подойдя к ней, также стали умолять офицера.
– Нет, это невозможно! – повторил он.
– Матушка, – закричал в эту минуту Анненков, появляясь в дверях избы, – матушка, я узнал ваш голос!
И он бросился в объятия старухи.
Начальник сделал движение, чтобы остановить его, но обе девушки повисли у него на руках.
– Взгляните, – шептали они, – взгляните на них!
Унтер-офицер хотел что-то сказать, но вздохнул и отвернулся. Оторвавшись от сына, старая графиня подошла к начальнику конвоя и, схватив его руку, поцеловала ее.
– Пусть Бог вознаградит вас за то, что вы сделали для бедной матери! – проговорила она.
– Нам придется здесь прождать еще не менее получаса, пока приведут лошадей, – сказал унтер-офицер. – Зайти в избу вы не можете, так как вас увидят ссыльные. Оставаться здесь вам тоже нельзя, потому что могут вернуться солдаты. Садитесь все четверо в вашу карету и спустите шторы.
Анненковы последовали доброму совету и целый час провели вместе, то смеясь, то плача, так как они знали, что расстаются навек. Мать и сестры рассказывали Алексею, как они узнали на двенадцать часов раньше о приговоре над ним и на двадцать четыре часа раньше о дне его отправления в ссылку.
Через час, пролетевший как мгновение, унтер-офицер открыл дверцу кареты:
– Сейчас будут лошади. Пора расстаться!
– О, еще несколько минут! – взмолились женщины.
– Ни одной секунды, – решительно повторил он, – иначе вы погубите меня!
Мать и сестры стали прощаться с Алексеем. Сцена эта была столь драматична, что унтер-офицер поневоле был тронут.